Когда поёт Лис - страница 13



Завуч одарила его благосклонной улыбкой. Но потом прочитала про путан.

– Это ещё что такое?

– Возможно, имелись в виду сторонники президента, – Лёнька, не моргая, смотрел ей в глаза, его взор искрился патриотизмом и был чист, как утренняя роса.

– Не думаю, – отрезала завуч. – Будете петь так:

Всё пошло вперед, наша жизнь как мёд,

Западный не соблазнит обман.

Нам всё нипочём, через левое плечо

Глянем, и пойдём через туман.

– И вполне патриотично. Передайте своему Юре, что уж слишком депрессивные у него стихи.

Антоха, а за ним и Рома подскочили и выбежали из зала, не в силах больше сдерживать дикий смех.

Лёнька кивал с серьезной вежливостью японского дипломата.

– Спасибо огромное, что бы мы без вас делали…

На концерте в общественно-культурном центре зал был набит битком. Депутат, священник и председатель департамента культуры уже произнесли свои речи и теперь скучали в жюри, рассматривая незадачливых конкурсантов, певших им знакомые приевшиеся песни.

Когда на сцену вышло трио курсантов-речников, зал зааплодировал. Народ всегда симпатизировал юношам в тельняшках. Аплодисменты не прекращались – многие узнали мелодию – зал оживился и радостно загудел, готовясь подпевать.

Мальчишки озадаченно переглянулись. Лёнька тряхнул головой, сделал жест рукой, будто бросил шапку об пол. И запел оригинальный текст. Ребята поддержали. В проходах уже кто-то пытался танцевать. Зал выл.

Когда ребята уходили со сцены, овации гремели. Но на фоне кислых физиономий членов жюри всё в конце концов превратилось в жидкие хлопки и затихло. Руководство речного училища сидело окрашенное в цвета итальянского флага: бледно-зелёные полуобморочные или пурпурно-предынфарктные.

Группа Лёньки Лиса сбежала огородами, не дожидаясь окончания концерта и разбора полетов. Главный приз, как всегда, достался образцово-показательному хору.

– Чего нам теперь в речнухе будет… – Рома старался отвернуться от ветра, бившего в подворотню, не мог прикурить – дрожали руки.

– Лис, нафига ты стал оригинал петь? Ходить нам теперь на толкачах и не видать круизных лайнеров с чаевыми…

Лёнька стоял без шапки, засунув кулаки в карманы, и смотрел в небо. Не отвечал.

Собачья вахта

Лёнька любил стоять собачью вахту на верхней палубе. С полуночи до четырёх утра. Светлое бесконечное пространство северных ночей длилось, жило, обнимало. Солнце по-дружески целовало макушку земли и поднималось скорее, чтобы согреть остывающее без него небо. Теплоход вспарывал волны носом, расталкивал водную гладь и оставлял за кормой бурлящие усы. Ветер суровый, студёный бил всё, что попадалось на его пути, далеко сносил дым из трубы, вцеплялся в волосы сотней пальцев, трепал и тянул с собой. Лёньке нравилась свобода на этом маленьком старом теплоходе. Свобода от самого себя. Он ловил кайф, что не надо ничего решать – просто подчиняйся приказам и делай, что говорят, нет ни ответственности, ни мучительных мыслей о будущем. Прежний Лёнька исчез на границе воды и воздуха, растворился в холодном небе, полном ветра и криков чаек. Потерялся и стал далёким-далёким вместе со своими проблемами, мечтами, чувствами и долгом. Остался лишь мальчишка-матрос с мозолями на уставших руках и обветренным загорелым лицом, у которого из желаний – поспать подольше, поесть побольше. Да ни о чем не думать, засмотревшись на дремлющее тело реки.

Сами собой бегут без остановки картинки прошедшего дня, который один в один, как и все остальные – отдавать и выбирать по команде якорь, швартоваться, бросать лохматый и негнущийся конец, устанавливать скрипучий трап, подавать руку шагающим пассажирам, таскать в каюту их рюкзаки и чемоданы, драить палубу, зевать в рубке… Вдруг что-то ершистое выбивается из потока мыслей, крутится на месте – а, точно, Малой. Так называли Ванечку – пятилетнего сына капитана. Капитан был вдов и с началом навигации частенько брал сына с собой в плаванье – не желая или не имея возможности оставлять его у родственников. Малой чувствовал себя на теплоходе, как дома. Его стриженая круглая головёнка с торчащими ушами могла обнаружиться в самых непредсказуемых местах, поэтому за ним всегда следовал гувернёр из матросов, назначенный в этот неуставной наряд. В такой должности всё чаще стали замечать Лёньку. Мальчик каким-то чутьем выделил Лиса из остальных и привязался к нему.