– Ой, Люська, что ты, не надо! – испуганно вскрикнула Вера, которая и вправду частенько распевала дома частушки, какие пела её бабушка, – Я перед людьми не смогу и рта раскрыть, да и вообще – разве это пение! Не говори никому, прошу тебя! Друг ты мне или нет?!
– Вер, ну ты что, – примирительно ответила Люся, – Разве я тебя когда подводила? Конечно, я никому не скажу, если ты сама не хочешь. Но ты зря стесняешься, у вас с бабушкой очень ладно всегда выходило, мы с Дашей очень вас любим слушать!
– То дома, с бабушкой, да с вами, а здесь… вон сколько людей, и молодёжь не только наша, вон, Стрельникова Поля сказала, что даже городские студенты здесь есть, прислали их колхозу на помощь!
За разговорами и в предвкушении интересного вечера время до конца рабочего дня пролетело как-то не в пример быстрее, чем до обеда. И вот уже усталые бригады собрались на ужин, который проходил не как обед – тихие усталые голоса звучали по-иному в летних сумерках, наползавших сизой дымкой из-под леса. От реки пахнуло свежестью, и вскоре послышались из-за прибрежных кустов звонкие голоса купальщиков, добравшихся до прохладной воды после жаркого дня.
– Ох, я тоже купаться хочу, давай сходим? – вздохнула Люся, – Только нужно сейчас идти, мне кажется ночью как-бы не было грозы, чуешь, как воздух пахнет?
– Ничего, навесы же сделали специально, – ответила Вера, – Может быть, еще и стороной обойдёт. А искупаться нужно сходить, ты права. Мне тоже очень хочется!
Те, кто жил поблизости или имел возможность отправиться домой на ночь, так и делали, но большинство работников приезжали и оставались в поле на несколько дней. Для этого правление колхозов – и Городищенского, и Стародольского, обустроило и временные навесы, и полевую столовую с длинными столами и лавками. Вера и Люся уезжать домой каждый день не планировали, только на выходные, потому что трястись после тяжёлого рабочего дня в кузове тихоходного трактора им вовсе не хотелось. Да и вообще, по рассказам подруг было здесь, на полевых, нет так и скучно.
Достав из собранных с собою вещей чистое, и прихватив мыло, подружки выбрали себе укромное местечко за кустами у реки, где можно было искупаться. За рекой, где по пологому берегу далеко-далеко простиралось пшеничное поле, и в самом деле собирались густые тучи, чуть подсвечиваемые недавно опустившимся за горизонт солнцем. Воздух словно загустел, ветер стих, будто ушёл туда, где шумел густой лес, растревоженный наступавшей грозой.
– Вон, смотри, я же говорила – стороной пройдёт, – указала Вера, – На берестянских пойдёт, нас может только краем зацепит! Так что успеем сбегать к стародольским, глянуть, что у них там за самодеятельность!
Ах, молодость, чем ты и хороша, так это незнанием усталости! После купания Вера и Люся, посвежевшие и довольные, словно бы и не работали на прополке весь день, быстро шагали к берёзовой роще, откуда слышались голоса, разливы гармошки и громки смех, сопровождавший выступление частушечника деда Прохора.
Люся и Вера скромно притулились с самого края собравшейся вокруг костра компании, в центре которой на большом чурбаке сидел моложавый седой мужичок и выводил весёлые переборы. Приметной чертой мужичка был его весёлый искристый взгляд из-под седых совершенно бровей. А ещё Люся приметила, что сидит он, опираясь на одну ногу, вторая штанина у деда Прохора была до колена закатана…
