Кентавр что-то крикнул и гул стих, чтобы через секунду стать громче и ещё невообразимее: из отверстий выбегали люди. Самые настоящие: две руки, две ноги и всё остальное, как полагается. Только… одни женщины. Старые, пожилые, молодые и совсем маленькие девочки. В считанные секунды площадь заполнилась оживлённой толпой. Все одеты в однотипные вязаные из козьей шерсти платья, различались только расцветкой и наличием всевозможных фенечек. Говорили все разом, громко. Эхо билось о своды, дробилось: шум стоял невероятный. Толкались, тянулись рассмотреть поближе Упа, коснуться его. Сотни лиц, ещё более рук… Бедный Уп!
– Тихо! – закричал кентавр и, похоже, топнул копытом.
Воцарилась тишина.
– Эта дивная пичуга попала к нам… Не ведаю, как и зачем, но её появление… добрый знак! Должно случиться… хорошее…
Радостное оживление в толпе.
– Не будем пугать её…
Толпа отпрянула и рассыпалась, грубо говоря, по своим норам. Одни оставались на тропинках, садились на ступеньки, другие скрывались в лазах, чтобы вскоре появиться с каким-либо предметом в руках. Через пару минут рядом с резервуаром появился изящный каменный столик, на него водрузили металлическую конструкцию – абстрактное дерево. К одной из «веток» прикрепили корзинку, сплетённую из кожаных ремешков – гнездо для Упа. У подножия «дерева» сгрудилась череда глиняных тарелочек, мисочек с кормом: зерно, хлебные крошки, червячки, жучки. Когда всё было готово, и на площади остался только кентавр, он опустил руку и Уп спрыгнул на стол. Вновь воцарилось напряжённая тишина: все, затаив дыхание, следили за дивной пичугой. Уп деловито обошёл все блюда, в каждом поклевал.
«Ты про нас не забывай… и смотри, не обожрись. Извини за грубое слово, но тебе столько вкусностей нанесли… «– послала я мысленное послание.
Уп самодовольно развёл хохолок во всю красоту, мотнув головой, издал громко:
– Уп – уп – уп!
Мне почудилась в его крике обида: мол, за кого ты меня принимаешь?
«Прости, прости! Ляпнула неподумавши».
– Уп – уп – уп – уп, – потише и в иной тональности, видимо переводилось так: «Хорошо, прощаю. В другой раз следи за словами. Пичугу легко обидеть.»
«Ладно, Уп, я отключаюсь: что-то виски ломит…»
И не только виски: на глазные яблоки, будто, пальцами давили. И ещё лёгкое подташнивание. Должно быть, у меня та же история, что и у Димы: перегрузка. Наши Дары едва проклюнулись, а мы уже эксплуатируем их, как взрослых.
В мои ноги бился Колобок: от возбуждения, у него даже нить распустилась.
– Ну, что ещё?
Колобок откатился и замер, ниточка завиляла, точно хвостик. Интуитивно я догадалась: приглашает последовать за ним.
– Хорошо, давай прогуляемся.
Колобок метнулся вдоль обрыва. Я последовала за ним, проваливаясь по колено в снег.
– Алё, не так шибко. Мне не угнаться за тобой.
Колобок сбавил темп. Внезапно, испугав меня, рядом прошуршал Зебрик, вышел на колею Колобка. След Зебрика держал меня: словно по бетонной дорожке пошла. Метров двести, думаю, прошла, когда Колобок остановился.
– Дальше что?
Колобок осторожно приблизился к самому краю, спустил нить вниз.
– Ясно: хочешь, чтобы я посмотрела. А не грохнусь?
Зебрик съехал с колеи и бесстрашно принялся утюжить снегу самой кромки. Утрамбовав площадку, метр на метр, Зебрик скромно скользнул в сторонку.
Я опустилась на площадку, чуть подтянулась к краю и глянула вниз. Глубина, конечно, стеганула по нервам, даже спине стало знобко. То, что хотел мне показать Колобок, я отметила сразу: трещина, почти от края и до самого низа. Широкая и ребристая – природные ступеньки. Вообще-то мысль Колобка ясна, но…
