Когда просыпаются орхидеи - страница 9



– Слушаю.

– Полагаю, вам известно, что матери обдумывают возможность нашего с вами… союза.

Малврае не сдержалась и удивлённо посмотрела в сторону экипажа, за дверью которого только что скрылась ее матушка. Значит, уже обдумывают возможность? Она снова взглянула на своего собеседника.

– Наслышана. – Всего раз и вскользь, но что же теперь…

– Союз между нашими семьями усилит Юдоль, вы так не считаете?

– Возможно…

– Для меня было бы честью стать… вашим. Надеюсь, вы тоже сочтете меня достойным.

Он едва заметно улыбнулся, и это первый раз, когда Мэл увидела улыбку на лице Келтрана. Он и правда желает этого? Или просто разыгрывает желание? «Хочет заслать шпиона», – вспомнила Мэл слова матушки.

– Возможно, – снова сказала она, будто бы не знала иных слов.

– Благодарю за то, что уделили мне время, госпожа. Благословенна ночь.

– Благословенна ночь.

Он ушёл, так ни разу и не подняв головы. Мэл вошла в экипаж, где ее ждали скучающая сестрица и матушка с немым вопросом во взгляде.

– Он сказал, что хочет стать моим. И что вы с матриархом Мизорией «обдумывали возможность»… этого.

Леди Бризанна усмехнулась, постучала по крыше экипажа, и тот тронулся в сторону их особняка.

– Не тушуйся, милая. Давай подыграем им. Хочет войти в твой зарождающийся гарем на правах первого возлюбленного? Что ж. Изобрази интерес к его кандидатуре. В конце концов, когда мы свергнем Релинаров, ты и так сможешь забрать его себе.

Иллиам фыркнула, с недовольным видом скрещивая руки на груди.

– Еще один божественный… это уже почти коллекция. Госпожа Малврае.

Мэл усмехнулась.

Завидуй, сестрица. Завидуй громче.

Глава 3. Камень и чувственность

– Я не умею петь, – первое, что сказал Малврае ее новоиспеченный раб.

Дэв сидел на отведенной для него тахте в хозяйской спальне, символически прикованный к кольцу на стене золотой цепью. В ней не было острой нужны, ведь сбежать или навредить своей госпоже раб больше не мог. Всего лишь символ, эстетический атрибут его положения, как плеть – атрибут власти матриарха. С той лишь разницей, что атрибут матриарха все же нередко пускался в дело.

– Тогда какая от тебя польза? – Мэл скрестила руки на груди, возвышаясь над дэвом и всем видом демонстрируя раздражение.

– Я и правда паладин Пастыря. Тебе… вам, должно быть, известно, что мы не просто священники, но и воины.

Голос у него и правда был весьма приятный. Низкий, но не слишком, и в то же время мелодичный. В книгах о поверхности из библиотеки леди Бризанны говорилось, что дэвами наземники называли божественных Пастыря. Эти белокрылые юноши, всегда только юноши, – его благословенные герольды, чьи голоса должны вдохновлять на священную битву. Они звучат громогласно, и «по яркости своей и проницаемости подобны солнечному свету в день самого чистого неба». Малврае никогда не видела неба поверхности, и оттого сравнение это в книге вызвало в ней опасливую дрожь. Словом, трактаты говорили одно, а ее раб совсем иное. Интересно, могут ли дэвы лгать, или за это их карает Пастырь?

– Ты лжёшь мне. В книгах о вас говорят другое.

– Зачем мне лгать? Я знаю, чем это грозит. – Он потёр плечо, под кожей которого пряталась метка раба. Мэл был знаком этот его жест, у нее тоже периодически покалывало в ладони. – Я могу произнести вдохновляющую речь, но едва ли вам это понравится. Для таких, как вы, это может быть довольно… болезненно.

Он обращается к ней уважительно. Это хорошо. Но недостаточно.