Но до нормальной семьи было далеко. Рядом с ней сидел человек, попавший в тюрьму из-за ее же свидетельских показаний, иначе его определили бы в больницу для душевнобольных, на что так надеялась ее мать, – это было меньшее из двух зол. С тех пор Антуанетта часто думала о том, как он поведет себя, когда они встретятся снова. Теперь настал момент, когда она должна была это узнать.
Заставив себя скрыть страх, Антуанетта посмотрела на отца. Она искала каких-нибудь изменений, пусть совсем небольших, в глазах человека, который был осужден за сексуальное преступление. Хотя газеты и умолчали о том, что малолетняя девочка, которую он насиловал, являлась его собственной дочерью, сам факт, что его жертвой была несовершеннолетняя, был чреват кое-какими последствиями. Несомненно, другие заключенные, мягко говоря, выражали свое неодобрение. Наверняка он больше не сможет пользоваться успехом и популярностью в мужском кругу. И его не спасет даже мастерское владение бильярдным кием.
Но, к ужасу Антуанетты, он ничуть не изменился и выглядел таким же, каким она видела его в зале суда. Его твидовый костюм, хотя и изрядно поношенный, сидел превосходно. Галстук был повязан аккуратным узлом под воротничком хорошо выглаженной бледно-голубой хлопчатобумажной рубашки. Густые волны его волос отливали золотом, а прическа выглядела так, как будто он только что вышел от парикмахера. В его глазах читалось, что ему на все наплевать. И на ее напряженный взгляд он ответил теплой улыбкой.
Он сел напротив нее, наклонился и накрыл ее руку своей ладонью. Антуанетта почувствовала, как ее пальцы одеревенели от его прикосновения, а затем стали дрожать. Больше всего на свете ей хотелось сорваться с места и убежать. Но у нее не было сил, чтобы избежать хотя бы его гипнотического взгляда.
– Прости меня, – сказал он, как будто в этих словах была заключена магическая формула и все его злодеяния должны были исчезнуть, словно по мановению волшебной палочки.
Но Антуанетте безнадежно хотелось верить ему. Ей хотелось перелистать назад годы мучений и заново переписать свою жизнь. Больше всего на свете ей хотелось быть нормальным подростком, с любящими родителями и счастливым детством, приятные воспоминания о котором она могла бы взять с собой во взрослую жизнь. Ей, лишенной этого, так хотелось получить возможность смеяться над своими детскими воспоминаниями и рассказывать о них своим подругам. Она знала, что все эти истории о прошлом, семье и друзьях создают жизненный каркас, но ее воспоминания были слишком страшными даже для нее самой, не говоря уже о других людях.
Антуанетта смотрела на отца, мучимого угрызениями совести, и желала верить ему, но не могла.
А Джо решил, что снова одержал верх. Он улыбнулся и заказал чай с пшеничными лепешками. Антуанетта наблюдала, как он запивает еду чаем, но сама не могла проглотить ни кусочка. Она безучастно смотрела на него и чувствовала, как возвращается знакомый страх. Когда она была маленькой, в такие моменты у нее от ужаса стекленели глаза и волны тошноты скручивали живот.
Наконец он отставил чашку и улыбнулся:
– Ну, девочка моя, если ты уже закончила, мы можем идти.
Он ни словом не обмолвился по поводу отсутствия у нее аппетита, а лишь попросил оплатить счет. Потом он взял ее за руку, разыгрывая заботливого отца, и крепко сжал ее, когда они выходили из кафе.
Бок о бок Антуанетта с отцом сидели в автобусе, который вез их из центра Белфаста в Лисберн, где находился их дом. Они заняли места на верхнем ярусе, чтобы отец мог курить. Антуанетта смотрела, как он скручивает сигарету, как кончиком языка медленно увлажняет край бумаги, прежде чем прикурить, как, расслабившись, с наслаждением выпускает в воздух струйки дыма.
