В результате тренировок взгляд Карлсона превратился в точную копию взгляда экзаменатора-мучителя. Тогда как голос Карлсона, наоборот, стал плаксивым, жалобным, неуверенным. Это довольно трудно объяснить, но я попробую.
Методику французских ажанов Карлсон несколько усложнил. Глядя в свои собственные глаза, он отвечал на самим же собой заданные вопросы. Но тренировки не прошли даром: взгляд Карлсона постепенно приобрел все те характерные черты, что были присущи взгляду ненавистного ему экзаменатора. Вымолвить что-либо путное под этим взглядом, – как это ни парадоксально, своим собственным взглядом! – Карлсон просто не мог. Он терялся, точно так же, как это было с ним на настоящих экзаменах.
На шестой год с мечтой об успешности было покончено. Карлсон понял, что ничего со своей бедой поделать не может. Слишком уж глубоко все это зашло. О чем ежеминутно напоминал наработанный часами длительных тренировок взгляд, – ехидный, ироничный, насмешливый. А, кроме того, голос, – жалобный, неуверенный, почти плаксивый.
Правда, не все еще, как будто, было потеряно. Ведь у Карлсона оставалась вторая часть его формулы. То есть, он мог найти любимую женщину. Или хотя бы попытаться. А затем, возможно, ко второй части формулы приложилась бы первая составная. До Карлсона наконец-то дошло, что любимая работа никоим образом не связана с высшим образованием. И уж тем более – с материальным достатком и социальным статусом. Это может совпасть, но и только. Можно работать простым слесарем и в то же время быть вполне счастливым человеком.
Вот здесь-то и проявилась ошибка, допущенная Карлсоном в семнадцать лет. Он слишком поздно понял, что его понимание второй составной формулы в корне не верно. Что дело вовсе не в навязанных извне эталонах красоты, а в чем-то большем. В том, что люди называют любовью. Которую Карлсон к двадцати шести потерял. То есть, не то чтобы потерял, а просто прошел мимо.
Это была соседка Карлсона. То есть, не буквально, по лестничной площадке, – Лена жила в соседнем подъезде, – но тем не менее. Карлсону она нравилась еще со школьных времен. (Нравилась – так это называл сам Карлсон). Хотя на самом деле это была настоящая любовь. Причем, – небезответная. Но в семнадцать лет Карлсону показалось обидным, что вторая часть формулы может быть реализована вот так легко. Ведь он изначально зарядил себя на длительную и упорную борьбу за собственное счастье. «Счастье, – глубокомысленно записал он юношеском дневнике, – никогда не дается легко. Оно есть результат долгой и упорной борьбы».
В семнадцать лет Карлсон рассудил, что в первую очередь необходимо закончить институт. А уже затем можно было подумать обо все остальном. Но Лена ждать Карлсона не стала. Тем более, что Карлсон в свои планы ее не посвятил. Она поступила так, как поступила бы на ее месте любая нормальная женщина. То есть, – вышла замуж.
В двадцать семь лет жизнь Карлсона превратилась в существование. И только борьба за это самое существование некоторым образом оживляла ее. Все-таки, времена, в которые довелось жить Карлсону, были очень интересные. А еще у хитромудрых китайцев самым страшным проклятием своим врагам считалось пожелание родиться в интересную эпоху.
У Карлсона не было любимой жены. И даже нелюбимой не было. (Хотя была любимая женщина. Увы, навсегда потерянная). И не было у него той работы, на которую, как он записал когда-то в своем дневнике, идешь утром с радостью.
