– А может, ты банально ей не нравишься, Громов? – Павел Петрович иронично прищуривает глаза.
– Может, – ещё тяжелее вздыхает Марк, а потом поджимает губы и смотрит на меня, растерянно моргая пушистыми ресницами. – Не нравлюсь, да?
Только вот в его глазах целая пляска бесноватых огоньков. Мне очень хочется стукнуть Марка чем-нибудь по темноволосой макушке. Например, вот этой статуэткой в виде совы, стоящей на столе у ректора. Но, краснея с каждой секундой ещё больше, лишь выдавливаю из себя натужное и какое-то неправдоподобное:
– Нет.
Отворачиваюсь от сканирующих меня до молекул глаз Марка и делаю вид, что рулонная штора напротив ничуть не хуже картины Рембрандта. Ну и кто он после этого? Нахал!
– Усёк, Громов? Не нравишься ты девушке. А мне не нравятся твои выходки, – цокает ректор. – Что будем делать?
Слышу, как Марк шумно и с наигранной тоскливостью выдыхает:
– Я буду залечивать своё горячее разбитое мужское сердце. А вянущие цветы в холле станут мемориалом моей неразделенной любви…
Боже! Громов! Ну хитровыделанный гад! Я не выдерживаю. С силой закусываю щёку изнутри и утыкаюсь носом в своё плечо, пряча подступающие раскаты смеха.
– Марк, я серьёзно. К нам приехала проверка, мне не до твоих выходок, – лояльный голос Павла Петровича мгновенно меняется на жёсткий. – Мне не очень хочется звонить твоему отцу.
На этих словах моё любопытство берёт верх. Я бросаю осторожный взгляд на Марка, лицо которого на секунду становится вне эмоций, а в глазах вспыхивает недовольство. Но он в прямом смысле проглатывает выпад ректора про звонок отцу: кадык на его крепкой шее дёргается вниз. На какое-то мгновение мне кажется, что Марк напрягся. Но уже через секунду всё напряжение с его лица и из позы испаряется.
– Звоните, – расслабленная ухмылка касается губ Марка. – Я же такое жуткое преступление совершил…
– Это не преступление, а нарушение дисциплины и порядка в стенах нашего университета. В общем, так, – Павел Петрович громко бьёт колпачком по столу, – давай убирай свою цветочную лавку. И начни уже вникать в учёбу. Неглупый же парень, за границей стажировка была. У тебя диплом на носу, а ты… – ректор замолкает, снова перекидывая свой взгляд то на Марка, то на меня. – Идите отсюда оба.
Громов, не дожидаясь дополнительного приглашения покинуть кабинет, тут же поднимается с кресла и направляется к выходу. Мне ничего не остаётся, как мысленно поблагодарить всех существующих богов, что моё присутствие здесь особо ректора и не интересовало. Тихо бормочу: «До свидания», – и семеню за Марком, прижав свою сумку к груди.
– Соболевская.
Я испуганно замираю, а по спине прокатывается холодная волна. Рано радовалась.
– Да. – Оборачиваюсь и морально готовлюсь к выговору теперь и в свой адрес.
– Тебе партийное задание особой важности. Займи ты этого оболтуса на недельку хоть чем-нибудь, пока проверка здесь. Сходи с ним уже в парк. Лишь бы Громов мне больше ничего не учудил, – на полном серьёзе заявляет Павел Петрович.
Это шутка? Но, наверное, нет, потому что он смотрит на меня с лицом мученика.
Мягко говоря, я теряюсь и не нахожусь, что ответить. Зато слышу довольную усмешку Марка, задержавшегося в этот момент дверях кабинета.
***
– Лилии?
– Не-а.
– Белые розы?
– Мимо.
– Орхидеи?
– Холодно.
– Да блин! – недовольно фыркает Громов. – Тогда, может, реально ромашки?
– Не ромашки, Марк, – усмехнувшись, уверенно качаю головой.
