Не с каждым учителем подобное срабатывало. Историчка давно бы влепила Горячеву пару, ещё бы и накатала в дневнике что-нибудь о безобразном поведении на уроке, но Валерия Михайловна, кажется, веселилась вместе со всеми, хотя и старалась изо всех сил сохранить серьёзный вид. Но когда сидящий за первой партой прямо перед учительским столом Семак хрюкнул на весь кабинет, и она не выдержала, махнула рукой.
– Достаточно, Михаил. Иди на место.
Мишка застыл, недовольно свёл брови.
– Почему? Я же ещё не всё рассказал.
– Мне хватило, – твёрдо отрезала учительница, обвела взглядом веселящихся десятиклассников. – И всем, я смотрю, хватило. Больше никогда не буду тебя к доске вызывать.
– Почему? – опять патетично возопил Мишка с праведным негодованием.
– Потому что, – не менее патетично выдала Валерия Михайловна, – это кошмар какой-то! Половину урока все смеются, вторую половину – приходят в себя после смеха. – И грозно добавила: – Вот возьму и отправлю тебя к директору за срыв урока.
Горячев не устрашился, ещё и возмущённо выдохнул, гордо выпятив подбородок.
– Это несправедливо. Я не срывал. Я просто отвечал. Вы же сами вызвали.
– Впредь не повторю своей ошибки. Теперь буду с тебя домашнее задание исключительно письменно спрашивать. Вот тут рядом с Семаком как раз место свободное. Посажу, дам листочек, и излагай свои мысли сколько влезет.
– Сколько влезет? – повторил Мишка, задумчиво взвешивая слова. – А если они на один листочек не уберутся?
– Михаил, ради тебя целую тетрадь заведу, – пообещала Валерия Михайловна. – Девяносто шести листов на первое время достаточно?
Мишка не отвечал и не уходил, придирчиво следил, как учительница выставляет оценку в электронном журнале. Результат наблюдения его не удовлетворил.
– А почему «четыре»-то?
– Горячев, сгинь!
Мишка снисходительно хмыкнул, но с места всё-таки сдвинулся, неторопливо зашагал по проходу.
– Вот! – подытожила Алёна с победным выражением на лице. – Даже Валерия считает, что это кошмар.
Тоня невозмутимо хмыкнула, пожала плечами.
– А, по-моему, ей нравится.
– Ага, конечно, – якобы поддакнула подруга, критично поджала губы. – И тебе тоже нравится? – она не столько спросила, сколько осуждающе констатировала, приблизившись и до предела приглушив голос, потому что Горячев как раз дошёл до своего места и плюхнулся на стул, но тут же рубанула со всей своей типичной прямолинейностью: – Тонь, ну я порой просто офигеваю от своеобразности твоего восприятия мира. Ты не замечаешь очевидного, зато вечно видишь что-то своё. Пора бы уже снять и выкинуть розовые очки. Безоблачное детство давно закончилось.
Вот ведь завернула! Тоня на мгновение почувствовала себя маленькой и бестолковой и даже вроде как устыдилась, но действительно всего лишь на мгновение. Потом беззаботно махнула рукой, разогнав глупый мираж.
Горячев, кстати, тоже услышал, обернулся, озадаченно посмотрел на Алёну. Та приподняла ладонь, шевельнула пальцами, намекая, что нечего лезть в чужие разговоры, и Мишка послушно отвернулся. Зато, стоило прозвенеть звонку на перемену, крутанулся на стуле, и опять оказавшись лицом к подружкам, предложил:
– Может, прорепетируем торжественный выход? Смотаемся завтра в «Меркурий». – Алёна глянула на него благосклонно и уже готова была поддакнуть, но тут Горячев выдал: – В батутный парк.
– Куда? – озадаченно переспросила Алёна в надежде, что ослышалась.
