Когда зацветет сакура… - страница 40
Так кто же перед ним – матерый волк или заблудшая овца? Такие вопросы Жаков задавал себе постоянно, когда ему приходилось допрашивать людей. Нет, не любил он решать все с кондачка, всегда пытался понять, с кем имеет дело, а потом уже принимать решение. Кого ему только не приходилось видеть за эти годы! Когда-то вот также перед ним сидели опытные вражеские разведчики и совсем сопливые полицаи, ярые антисоветчики и обыкновенные трусишки, сбежавшие с поля боя, законченные негодяи-предатели и поддавшаяся немецкой пропаганде молодежь… Казалось, ну что с ними возиться? Стриги под одну гребенку – и баста! А он возился. А вдруг что-то просмотрит в человеке, вдруг не увидит истинную его душу? Потому и прозвали его коллеги психологом. Дескать, вместо того чтобы всех этих сволочей отправить на виселицу, он копается в их дерьме.
Но зато у Алексея душа спокойна. Скольких заблудших он спас от неминуемой смерти теперь и не счесть! Нет, наказание он считал мерой правильной. Коль ты провинился перед человечеством – изволь получить свое. Но вина ведь бывает разная, как и причины, толкнувшие человека на преступление. А жизнь нам дается одна. Поэтому надо ли всех под корень? Пусть человек отсидит свое и вернется к семье. Может, это станет для него великим испытанием, после которого он прозреет…
Вот и с газетчиком он хотел по-хорошему. А вдруг его силой заставили заниматься пропагандой фашизма? Не может нормальный человек принять эту идеологию человеконенавистничества, не может! Разве что только сумасшедший или маньяк… А этот вдруг:
– Расстреляйте меня! Слышите? Я – ваш злейший враг! Навсегда!.. Навсегда…
Он даже не говорил – он визжал. Ну, право, сумасшедший.
– Ты хоть понимаешь, что говоришь? – стукнул по столу кулаком капитан. – За тебя достойные люди просят, а ты…
Тот смолк и недоверчиво посмотрел на капитана:
– За меня?.. Просят? И кто же это, интересно знать?
– Кто? Ольховские! Знаешь таких? – спросил Алексей.
Арестованный опустил голову.
– Женечка… Милая Женечка… Как же ты добра, – произнес он.
Этого человека пришлось отправить в лагерь для перемещенных лиц. Был бы террорист какой, тогда бы Алексей принял другое решение, но тут всего лишь писака. Обиженный судьбой человек, попавший на чужбину после того, как в Гражданскую убили его отца. Где-то в Шанхае у него была жена. Там же жили его престарелая мать и сестра. В общем, сможет выкрутиться – его счастье, не сможет – придется хлебать тюремную баланду. Тоже ведь не ангел. Да, многое можно простить, но трудно понять того, кто верой и правдой служил этой проклятой всеми идее человеконенавистничества. Ведь Алексей только недавно зубами рвал этих фашистов, которые посмели напасть на его землю. Которые убили его старшего брата, многих его товарищей, в конце концов, кто посмел поднять руку на женщину – на его женщину! – которая все никак не может оправиться от этой страшной войны…
Как ни стремился Алексей обустроить новый дом на свой манер, ему это не удалось. Нина, которой нравилась вся эта восточная экзотика, настояла на том, чтобы он не шибко загромождал помещение и оставил все так, как было при прежних хозяевах. Ну разве что самое необходимое из мебели позволила завезти. Поэтому уже скоро в их доме появился и письменный стол, и стулья, и даже книжный шкаф, в котором они могли теперь хранить привезенные из Харбина ценные дореволюционные издания.