Когната, которая к тому времени уже бодро орудовала столовой ложкой в открытой банке с тушенкой, одобрительно рассмеялась словам, что человек зеленеет. Она с любопытством окинула взглядом Константина, увидела, что речь Максима Сергеевича больше преувеличение, нежели правда, и отвернулась.
– Сейчас пройдет, – ответил Константин, стараясь, чтобы голос не соскользнул в болезненное кряхтение.
– Пройти-то пройдет, лишь бы ты тоже не отошел, – возмутился Максим Сергеевич. – Понятно, что без тебя мы до места быстрее допрыгаем…
– Да, – не отвлекаясь от еды, согласилась Когната, потому что это была правда.
– …но какого дьявола они все же тебя на это подписали? – продолжил фразу Максим Сергеевич. – Ты провинился, что ли, или как?
Константин, разозленный переживаемой болью, хотел ответить, что это не столько секрет, сколько вовсе не собачье дело проводника, но тут Когната сказала консервной банке:
– Константин мою настоящую маму поймал, и полиция мою настоящую маму в тюрьму посадила. Я сейчас с мамой-опекуном и папой-опекуном живу. Они мои регенты есть. Их двое есть, потому что кого-нибудь одного убить могут. Хотя бы одного нужно, чтобы моим воспитателем являлся.
– Погоди-погоди, Когната, – прервал Максим Сергеевич. – Твоя мама драконом является?
– Да, все так, – охотно откликнулась Когната. – Она кем же еще являться может? Я же дракон есть.
– Как ты, интересно, такой пышущий здоровьем, исхитрился поймать дракона? – удивленно, при этом насмешливо и недоверчиво поднял бровь проводник.
– Он мою настоящую маму действительно поймал, – повторила Когната. – И Константину теперь все верят. Я вчера Дмитрия в кабинете, когда сидела, услышала.
Константин только и смог, что махнуть рукой в сторону Когнаты:
– Вот у нее и спрашивайте, Максим Сергеевич, раз она все знает, а от меня отстаньте. Это глупая и совершенно неинтересная история.
А сам подумал: «Я бы тебе лучше историю про нашу с тобой, Максим Сергеевич, встречу рассказал, только хочется дожить до конца похода».
Или смотрел Константин на проводника как-то по-особенному, или еще что, но тот заявил:
– Просто у меня такое чувство, что я тебя где-то видел. Почему-то вспоминается, что вокруг тебя блестки от хлопушки летят.
«Ну, это как раз не удивительно, что ты меня так мог запомнить», – подумалось Константину.
– Я тоже так Константина помню! – в свою очередь ляпнула Когната.
«И это тоже как раз неудивительно», – подумалось Константину еще раз.
– Ладно, – снисходительно крякнул Максим Сергеевич, – давай не пререкайся сейчас, я тебя разгружу слегка, пока ты окончательно не загнулся в первый же день…
Он поднялся, развязал рюкзак Константина и перекинул в песок несколько консервных банок, комментируя:
– Возражения не принимаются. Найди место для героической смерти от радикулита где-нибудь не со мной. Мне эта проблема не нужна.
– И мне тоже не нужна, – сказала Когната.
– Господи, да ты-то куда лезешь? – упрекнул ее Константин. – Сейчас повешу на тебя рюкзак, а сам пойду налегке.
– Нет. Я рюкзак не понесу, – отказалась Когната. – Но я тросточку твою можно возьму, пока ты лежишь?
Константин в знак согласия рукой подтолкнул трость в ее сторону, и она сразу же схватила ее и стала ходить, пытаясь прихрамывать.
– Я будто как ты, старая есть, – пояснила она.
Константин припомнил ей эти слова, когда они двинулись дальше: где-то часа через полтора после привала и еды ее разморило, и Когната заспотыкалась на ровном месте, уже не скакала, как прежде, и оставляла без внимания летавших рядом стрекоз.
