Знаю лишь, что моих намерений, в благости коих, я теперь сильно сомневаюсь, нам хватало, чтобы регулярно посещать оба эти заведения. «Нам не дано предугадать»…
Нам ничего не дано предугадать…
«Идиот»!!! – окликнул я себя, – «Ну, чего разнылся! Понятно, что сорок лет назад, всё было по-другому, а слово «рак» ассоциировалось с совершенно другими вещами.
Но, если бы, я её больше любил…
Или, если бы, я её сразу бросил и завёл другую…
Всё равно, теперь уже ничего не исправить, да и гарантии нет, что мне удалось бы избежать…
чтоб всё было по-другому, и, спустя сорок лет не стоять перед еле живым телом, как Иван-Дурак перед камнем и… и куда бежать-то, Господи!
Впрочем, мне не себя, мне её жалко… наверное я что-то мог…
что-то должен был». Как-то, Катька принесла домой котёночка. Я был возмущён: «Почему без спроса! Отдать эту зверюгу немедля»!
Пока искали «хорошие руки»…
В общем, через неделю я объявил, что зверюга прижилась. Возможно, это было самое приятное, что Валентина в этой жизни от меня услышала.
Котёнок, из тоненькой серенькой верёвочки с круглым ушастым шариком,
довольно быстро превратился в упитанного любителя поиграть с верёвочкой…
Происхождения наша кошка была дворового, манеры соответствующие.
Когда она, серая, короткошерстная, ела из своего блюдечка, хвост перекрывал всю кухню.
Мы её звали «Крыса» за внешнее сходство, а Валентина звала её «Серый».
Прожила Крыса с нами восемнадцать лет. Длиною она сделалась под метр, а весом – под пуд.
Перечислить всё, что, эта мерзость, над нами учиняла, я уже не в состоянии. Помню, как любила она спать на груди. О! Это волшебное ощущение живой тёплой тяжести на груди… через некоторое время оно превращалось
в ощущение непомерной тяжести. За секунду до того, когда терпеть уже не было возможности, Крыса с презрением воздвигалась на ноги.
Она не фыркала, не смотрела своим
тяжеленным желтым взором, она тихо отходила и укладывалась носом в угол дивана, оставляя нам для извинений широченный зад.
Но ощущение, что она плюнула и обматюгала, было ярчайшее.
Вышесказанное, вовсе не означает моего недовольства, от знакомства с этим своенравным существом.
Послана нам она была, непосредственно от БОГА, недаром Катька притащила её из церкви.
Я не видел ничего красивее, чем сочетание серого и белого цветов на её груди и лапах.
Померла она от рака. Мы понесли её усыплять, чтобы она более не мучилась, а на обратном пути ревели, не глядя друг на друга.
Придя домой, поняли, что непоправимо осиротели.
Крысятина, сколько могла, оттягивала от Валентины болезнь на себя, и, только
когда у неё совсем не стало сил, заболела и Валентина.
Мы не стали более никого заводить, хотя постоянно оглядывались на котов, в особенности на серых.
Прошло столько лет, но вид серой кошки, до сих пор, заставляет моё сердце усиленно колотиться.
И, если прямо сейчас, раскроется стена, оттуда выйдет серая кошка и протянет мне лапу, я пойду за ней, не спрашивая: «куда»?
Для чего я это всё? Да для того, что не знаю я, почему мы с Валентиной прожили
И, как оно, так получилось,
что чувствую я себя лягушкой в крынке с молоком из сказки Толстого.
Да, только в сказке, лягушка взбила молоко до масла и выпрыгнула,
Не то, видать, молоко нынче.
Впрочем в тот раз, всё кончилось,
Через пару дней, ей стало лучше. И с каждым днём становилось всё лучше.
