Дверь скрипнула, приглашая присоединиться к многочисленной незнакомой компании. На меня не обратили внимания. Я уже решила попрощаться с пунктом творческой сублимации5, но путь к отступлению отрезал неврастеничный возглас:
– Моя Весна! Ты пришла на звуки посвящения твоего преданного менестреля!
Глаза гостей заметались, пытаясь определить обладателя лестного статуса, а я выбегала на вечерний воздух. Сесть в машину не успела. Друзья художники без вопросов уже извлекали из багажника громоздкие подрамники, папки с эскизами, этюдник, три загрунтованных холста и планшет:
– Подруга, задержалась. Он без тебя не собирался начинать. Совсем окосел.
– Патрик?! – Я растерянно застыла у открытой дверцы. В контражуре появился сам виновник вечера. «А где мой хиппи, обвешанный фенечками, в длинном обляпанном джинсовом плаще, со спутанными рыжими копнами, обтертым этюдником и гитарой за плечами?» – в светлой сценической рубахе, шейном платке маэстро вышел из дымного прокуренного пятна света, опустился в снег на одно колено и благоговейно приложился к моей поледеневшей кисти:
– О, Эвтерпа! – Повлажневшие глаза, детская святая непосредственность. Затаил дыхание. – Моя Муза, ты вдохновила меня на этот творческий вечер.
Я прикусила щеку, но патетику восторженного друга сбили ироничные коллеги:
– Слышь, фронтмен, балалайку-то не урони. Открой ворота. Загони машину. Камилла, ты же надолго?
– Пока не найду квартиру. – Парни присвистнули. Патрик устремил на меня блаженные глаза. Я представила заунывные депрессивные речитативы в течение нескольких часов подряд и, стряхивая грязную снежную кашу с ботинок, уже садилась в машину. – Извини, не знала, что у тебя праздник. Заеду в другой раз.
Костя сбросил свой сценический образ, возмутился и преградил дорогу:
– Мы же договаривались! Я тебе звонил два дня. А там какой-то маньяк все отвечал: «Ты будишь нас четвертый раз. Камилла отдыхает. Мы не спали ночь. Мужчина ты, или либидо потравило наркотой? Должен понять или приехать объясниться?» А я не понял. Кто это? С кем ты зависала? – Копируя интонацию психотерапевта самозванца, Костя опасно балансировал гитарой на нестройных ногах, а я зеленела: «Негодяй». Вслух процедила:
– Ты ошибся номером. – Нерешительность осталась в прошлом. Распахнула дверь уникальной мастерской, которую ребята арендовали у вдовы недавно почившего знаменитого художника. Шаг, и я окунулась в тяжелый дух перегара, неслабой курительной дряни и гогота шумной компании. Костя, пошатываясь, плелся следом, придавая мне ускорения компрометирующими предположениями:
– Да? А автоответчик твой. – Я обернулась через плечо. Яркий свет упал на сердитое лицо, и Костя присвистнул. – Ох, ни хрена себе, глаза… Не, реально? Че за секс-машина, что тебя так закоротило на пару дней? И Бриги о нем так лестно пели… – Я оступилась в сенях и снесла банку с олифой. Закатывая жестяную банку обратно в покосившуюся этажерку, Костя рассеянно кивал. – Я и домой к тебе звонил. Да и Ник четыре раза. Проверить, из каких источников деза. И нас так ко-о-онкретно убедили… – Испепеляющего взгляда оказалось достаточно, чтобы протрезвевший Патрик уже тащил меня к гостям, лично представляя каждому. Тот факт, что «Весна» была похожа на разбуженную гарпию с красными глазами, ни у кого не вызвал вопросов. У депрессивного менестреля и муза была соответствующая.
