Уж очень он хотел попасть в поэты.
А слово, кстати, зря забраковали —
Вы емче термин встретите едва ли:
В абсурдном окружающем спектакле
Куда ни глянь – одна сплошная рвакля!
Вот дяди в галстуках и чопорные тети
Рвут жопу на бессмысленной работе
Без жалости к себе, пытаясь лоху
За цену бриллианта впарить воздух.
Влюбленные, часов не наблюдая,
Как мотыльки, от похоти сгорают.
Потом коллапс, отсутствие азарта…
И рвут друг с дружкой, выбросив сим-карты.
Столкнувшиеся с властным произволом,
Рвут волосы в досаде бестолковой,
Ведь власть – от Бога, как тебе, плебею
Ничтожному, клопу, бодаться с нею?!
Рвут глотки на экране журналисты,
Попы, бомонд, продажные артисты.
Смотреть на них подолгу я не в силах —
Боюсь, что вырвет. Будет некрасиво.
С утра до вечера придурки и кликуши
Блажат и рвут рубахи показушно,
Но зря. Ведь, если мозга маловато,
Рубаха-то совсем не виновата.
Когда я слышу горе-патриотов,
Смех разбирает ажно до икоты:
«Мы всех порвем!!!» Кого ты рвать собрался?
Тебя же, как чумного, сторонятся!
В кошмарах видят облик твой соседи.
И в их глазах верхом ты на медведе,
Под мышкой самовар, залитый водкой
И машешь, как кнутом, боеголовкой —
Портрет не то, чтоб шибко романтичный:
Поддатый, злобный, наглый и циничный.
Единственное верное решенье —
С тобой порвать любые отношенья.
Но вам, я вижу, надоело слушать,
Счас взмолитесь: «Заткнись! Не рви ты душу!»
Примеров предостаточно, не так ли?
Поэтому я предлагаю «рваклю»
Признать немедля равноправным словом,
Уже к употреблению готовым.
Значение присвоить нет проблемы:
«Строй социальный в мире современном».
Медбрат. Ангел Смерти (февраль-март 2016 г.)
Суетой озабочен, город прячется в тень.
В горбольнице рабочий завершается день,
Молкнут серые стены. Незаметный медбрат,
Заступая на смену, надевает халат.
В тишине отделений он идет неспеша,
Где за каждой за дверью в мясе бьется душа,
Изнывая от боли, что не в силах терпеть,
Призывая безмолвно милосердную Смерть.
Но у Смерти порядком в этом мире забот
И она к бедолагам верных ангелов шлет,
Служат ей беззаветно стетоскоп да игла
И почти незаметны под халатом крыла.
Вот парнишка-десантник на втором этаже
В кому пулей отправлен и не выйдет уже,
Бледный и обреченный он на койке распят:
Ни дыханья, ни стонов – лишь пищит аппарат.
Ангел Смерти неслышно в темноте прошуршал,
Поклонился парнишке и на кнопку нажал.
Отключилось питанье… И промолвил медбрат:
«Спи спокойно, солдатик, я разрушил твой ад».
А в соседней палате ветеран-инвалид
На казенной кровати неподвижно лежит —
Деда после инсульта паралич доконал.
Для родных он – обуза: им квартира нужна.
Доброй Смерти послушно выполняя приказ,
Опустилась подушка на лицо старика.
Слышен голос медбрата: «Ты свободен, отец!
Полужизни проклятой и мученьям конец!»
А в конце коридора женщина средних лет
Под болезни напором превратилась в скелет,
Воет воем от боли – рак ее господин,
Не спасают уколы: промедол и морфин.
Ангел знает спасенье: в шприц набрал ксилазин
И иглу без сомнений ей в предплечье вонзил,
Сон даруя желанный: «Отдыхайте, мадам…
Мир загробный чарует – может, встретимся там?..»
Он спустился на вахту и сидел до утра.
В семь меняет медбрата разбитная сестра:
«Что братишка с тобою – ты чего-то поник?»
«Ночью умерли трое безнадежных больных…»
«Все там будем, не охай! Слушай, мы-то вчера…»
Грянул звонким потоком развеселый рассказ
О забавах простейших, о подружках своих…
Но медбрат, побелевший, отчего-то застыл.
