А затем они пересекают границу. К своей части земли.
Неясно, когда именно происходит переход от уныния к плодородию. Дорога «Б» сужается, и на некоторое время ее заслоняют дубовые ветви, отбрасывая тень в салон фургона. Затем трасса ныряет, сворачивает на запад. Поворот, крутой подъем, и окружающий мир меняется. Даже Грейси отвлекается на карусель теней и солнечного света на первозданной земле и лобовом стекле.
Здесь уже не равнина. Холмы ломают линию горизонта и расчерчивают землю плавными волнами. Вкрапления деревьев превращаются в самый настоящий лес, убегающий от опушки вдаль. В небе парит канюк. Потом появляется еще один. Пытаясь укрыться от них, хлопают крыльями лесные голуби. Тона меняются. Злаки скрывают расчесанную гигантами желтоватую землю. Случайные сенокосные луга окрашены в пастельные цвета. Живые изгороди густеют, топорщатся и наводят на мысль о мимолетной жизни, которая порхает и жужжит внутри. Внушающие покой вековые деревья суровыми часовыми дремлют по углам полей. Под крепкими ветвями бродят карамельные в шоколадных пятнах коровы. Над открывающимся видом полотнища пепельных туч распадаются на кучевые облака, пушистые, словно вата.
Различие между «там» и «здесь» поражает Тома. Так же было, когда он приезжал сюда для просмотра. Остатки его озабоченности убегают следом за тенью облаков, отступающей за крутой холм. И взгляните туда! Между ясенями торчит шпиль деревенской церкви, пронзая голубые небеса, вызывая в памяти освещенное свечами убранство, цитрусовый хмель, жареную свинину, прокопченные балки, сов, летучих мышей, прыгающих оленей, журчащие ручьи, зеленые дорожки, мельничные колеса, веревочные качели и колокольчики. Это, должно быть, деревня Эдрика[1].
Практически другая страна, а Том – иммигрант, который смотрит на нее из-за перил большого белого корабля; его разум, словно огромный глаз, вбирает свет, выхватывает и лелеет сказочные детали.
– Вот мы и приехали, – устало произносит Фиона, прерывая задумчивость мужа. – Конец пути, ребята.
За грязным лобовым стеклом темнеет на узкой дорожке старое здание. Дом.
К Тому приближается бледное пятно личика Грейси, и она толкает отца в плечо, возвращая его к своим потребностям.
– То, что начинается на «Д», – наконец говорит Том.
Грейси вздыхает, задерживает дыхание. Ее голова поворачивается.
– Деревья? Дыра!
– Дом с привидениями? – предлагает Фиона.
Покинув квартиру, которую они снимали восемь лет – единственное место, что Грейси называла своим домом, – Фиона мало разговаривала, если дело не касалось забот о дочери: где ей перекусить, чем ее развлечь, как отвлечь. Чтобы путешествовать с их малышкой дольше тридцати минут, требуются крепкие нервы, глубокое дыхание и короткие перерывы в одиночестве с закрытыми глазами. Но сейчас жена Тома улыбается. Вроде как.
Фургон замедляет ход. Том смеется.
– Дом!
Грейси возмущена.
– Ты не дал мне подсказок!
– Дурочки! – Том ведет фургон к подъездной дорожке, и перед ними открывается палисадник. Прямоугольник колючих сорняков и буйных трав с неухоженными бордюрами, который подпирает разбитый асфальт.
Крыша с пятнами патины и вкраплениями мха похожа на изъеденную молью шляпу на голове бродяги. Ее неровные очертания на фоне неба выглядят так, будто их начертил ребенок, у которого выскользнула из-под руки линейка. Конек крыши зазубрен, словно зубья старой пилы, а колонна до странности прочной дымовой трубы проедена ржавчиной.
