Колье госпожи де Бертлен - страница 8
– Когда я наткнусь на нечто подобное, то, пожалуй, обращусь именно к Вам, Григорий Алексеевич – сказал, подойдя к столу, князь.
Дронов встал и протянул Воротынскому руку:
– Что же тогда привело Вас в наше учреждение?
Владимира Александрович пожал руку участкового, но от предложения присесть воздержался:
– Мне необходимо увидеть Люси Идо
– Кого?
– Люси Идо – повторил князь.
– Уберите от лица этот платок! Я решительно ничего не понимаю – с некоторым раздражением сказал Григорий Алексеевич.
– Я уберу от лица платок только тогда, когда Вы раз и навсегда вынете изо рта свою отвратительную трубку! – громко ответил ему Владимир Александрович – Мне нужна Люси Идо!
– А! Это та воровка? По делу о краже бус у княгини Ахматбей? Зачем она Вам?
– Павел Дмитриевич попросил меня найти колье. Мне необходимо с ней поговорить
Дронов махнул рукой:
– В этом абсолютно нет никакой надобности, Ваша Светлость. Мои дознаватели с ней работают, и скоро она скажет, куда задевала эти бусики
– Колье… – поправил Воротынский.
– Без разницы, Владимир Александрович
– И всё же, я должен с ней поговорить
Участковый пристав сел и сделал пару затяжек из прямой трубки:
– Дело госпожи Иду уже решённое. Говорить не о чем
– Идо. Её фамилия Идо
– Всё равно. Она воровка. А для воров закон един
– Григорий Алексеевич, я вынужден настаивать
Дронов вздохнул и вынул изо рта трубку:
– Что Вам в театре не сидится?
– Но это уже точно не Ваше дело
– Ладно, идёмте-с – Дронов встал из-за стола и вместе с князем вышел в коридор.
Они прошли в холодный, тёмный полуподвал, в котором находилось четыре большие камеры. В одной из них, вместе с громко храпящим пьянчужкой и двумя неприятной наружности господами, в рваных лохмотьях, грязных и волосатых, лежала на деревянной скамье служанка Луизы Евгеньевны. На щеке у неё был синяк, лицо отёкшее, чуть ниже губы – ссадина. Платье было порвано. От её вида Воротынскому сделалось не по себе:
– Её били?! – с ужасом, отвращением и ненавистью спросил он у Дронова.
– Откуда же мне знать? Дознание не я провожу – ответил тот, отпирая дверь камеры – Подъём!
Люси открыла глаза, и медленно приподнялась, придерживая одной рукой порванное платье. Затем, прихрамывая, вышла из камеры и встала перед Дроновым. Это была молодая девушка, лет двадцати, смуглая, черноволосая француженка, такая же, как и её хозяйка, только в сотни раз невиннее и милее, с детским лицом и глубокими, чёрными глазами. Вид у неё был до того измученный и утомлённый, что лицо не выражало никаких эмоций.
– Звери… – бросил Владимир Александрович и, взяв девушку за плечо, отвёл от Дронова – Распорядитесь выделить нам комнату и принесите туда чаю
– А икорки Вам не дать? – спросил Дронов, запирая камеру.
Владимир Александрович был возмущён поведением полицейского, и терпение его уже было на пределе:
– Ваши остроты, Григорий Алексеевич, в данный момент совершенно не уместны. Я подам жалобу в канцелярию Его Императорского Величества, по поводу чудовищного содержания задержанных. А сейчас выполняйте мои требования, если не хотите служить ночным сторожем камчатских сопок!
Слова князя несколько урезонили участкового пристава. После этого, он уже ничего не говорил, а проводил Воротынского и Люси Идо в кабинет околоточного надзирателя, коего попросили посидеть в коридоре, а буквально через пять-шесть минут Владимиру Александровичу принесли чашку свежезаваренного чая и вазочку с сушками.