Колебимые - страница 4
– А монстры как?
– Тю тебе на язык! Нет и не надо нам их, мы, езжи уж живём под гедом и праведно, да не бывать такому.
– Правильно. А твои дети уже взрослые?
– Верно. Правнук уже родился, да. Жаль моя не дожила.
– Жена?
– Да, она… – голос деда стал заметно менее грубым. – она…
– Видно, на то воля богов?
– Зимы воля, той зимы.
– Сколько лет назад?
– Ну как я тебе скажу? Три мож, четыре. И то не знаю.
– Замёрзла, да?
– Да, примёрзла даже. Ух, холодная же была тогда зима. Она легла пьяненькая – стал с плачем в голосе говорить старик, – у дома, а я не пускал. Утром с кожей, только так… дурак, – схватился за голову, – дура!
– Ты не виноват, она не по-твоему вела себя?
– Не по-моему… по-своему. Говорил Варьке: «Ну что ты запила». А я всё ещё не знаю, откудаго ж шмурдяк тот раздобывала? Позор, такой позор…
– Не грусти, дедушка. – вмешался в разговор Микитка, понявший грусть старика, который уже совсем не убирал рук от заплаканных глаз.
Ребёнок подполз по коврику ближе к дедушке и приобнял его.
– Какой ты хороший, мальчик! Хороший! – дедушка тоже обнял ребёнка в ответ.
– Петир – стал говорить Микитка, – не знает, когда не надо продолжать спрашивать, ты прости его, хорошо? Скажи лучше, что за перья по дому?
– А, перья. Птица когда-то пролетала волшебная. Её гоняли по небу два злых-злых ворона. Клювали, вот и упали. Мы с малыми давай собирать, вот и храню по сей день. А ведь цвет всё тот же, яркий!
– С птичкой той стало всё как?
– Ох, малышоночек, не припомню. Улетела она, наверное. – дед уже перестал плакать и начал поглаживать Микитку.
Ребёнок уже заскучал по мужской тёплой руке. Такая большая, такая сильная, но всё же ласковая. Микитке стало невероятно жалко дедушку. Хотя они незнакомы и вряд ли встретятся ещё когда-нибудь, он понимает всю важность поддержки и грусть ситуации. А ведь этот дедушка больше никогда не полюбит женщину. Он прошёл большой жизненный путь, что чувствуется и в прикосновениях, и в словах. Как бы Микитка не хотел бы не думать об этом, но он всё равно вспоминает одну простую истину – все люди смертны, что в особенности актуально для такого великовозрастного человека, как этот дедушка.
– Красивая история! – решил сгладить обстановку Петир. – Я и не обратил внимания на пёрышки, а эта птица была большой? А дед?
– Да, довольно-таки большая.
– Я был в Сафисе, там есть большой авиарий. От дроздов до цаплей, от югов до северов – собранные в нём птицы прекрасны. Синих тоже много видел, но небольших. Певчих.
– Ого! – удивился дед. – В Сафисе?
– Да.
– Что ж вы такие путники забыли тогда здесь? Столица ж такая далёкая от сюда…
– Сколько прекрасных птиц не собрал бы молвангед с своих теплицах, всех ему не увидеть! Ха-ха-ха!
– И то ж верно. Ха-ха! – дед сильно рассмешился.
– Ты мне не рассказывал об этом, Петир. – слегка смутился Микитка. – Какой он, Сафис?
– Твой учитель был во многих и многих местах, мой милый-милый ученик! Когда-нибудь и ты там окажешься, я уверен. Ха! – с самохвальством стал заявлять мужчина.
– А куда сейчас идёт ваша дорога? —поинтересовался глава деревни.
Петир пригубился к чаю.
– Мы движемся на запад, к лесам. – решил ответить за наставника ученик.
– К долгоухим? – старик почти возмутился.
– Нам нужно в Джокласу, это короткий путь. – пояснил Петир.
– Тьфу тебе! Какой он короткий? Есть же дорога на севере!
– Я не собираюсь ступать по ней, вымощенной невольниками…