Александр Генрихович внимательно выслушал первого секретаря, прошёлся по кабинету, снова сел напротив, помотал головой:
– А можно поинтересоваться, Пётр Миронович, вы-то откуда получили сию информацию?
– Нельзя. Зато знаю, как проверить, – и он рассказал об опытах господина Маршалла, естественно, не упомянув его фамилию.
– Все смешнее и смешнее, – Франк вновь прошёлся по кабинету.
– Александр Генрихович, вы просто проведите эти опыты и попробуйте лечить гастрит и язву препаратами, которые подействуют на эту желудочную бактерию.
– Конечно же, попробую. Это немного не мой профиль, я всё-таки хирург, но язвы частенько приходится оперировать, – доктор уселся вновь на стул, – Так и не скажете, откуда ветер дует?
– Извините, но не имею права – не моя тайна, – развёл руками Штелле.
– Нда. Может, чайку?
– Спасибо, Александр Генрихович, но меня, поди, уже в горкоме потеряли. И просьба у меня к вам огромная: не упоминайте о нашем разговоре. Успехов вам. Если получится доказать эту бредовую идею, то можно ведь и на Нобелевскую премию замахнуться. Нашей стране не помешает иметь Нобелевского лауреата. Заодно и Краснотурьинску часть славы перепадёт, и некоторые блага. Какой-нибудь исследовательский центр построят, новое хорошее оборудование закупят. Вот это и есть моя цель. А вы, так сказать, – средство. До свидания, – Пётр уже закрыл было дверь с другой стороны, когда вспомнил ещё об одном деле, которое лучше Франка никто в Краснотурьинске не сделает.
– Вот нехорошая примета – возвращаться, а пришлось, – вновь появился он в кабинете.
Александр Генрихович смотрел в потолок и не сразу переключился на вернувшегося первого секретаря.
– Неужели забыли поделиться мыслями, как от рака лечить? – хмыкнул хирург.
– А как вы угадали?
– Что?
– Почти шучу. Вы курите? – Пётр указал на пустую пепельницу на столе.
– Почти нет. Это скорее для гостей, – отодвинул от себя чёрную массивную пепельницу Франк.
– Александр Генрихович, а, правда, что лёгкие курильщика чёрного цвета?
– Ну, скажем, так – частично. Есть и розовые участки, – свёл брови Франк.
– Александр Генрихович, а напишите статью в местную газету об этом – и вообще, о вреде курения, – попросил Тишков.
– Дак сто раз писали! Слаб человек, и всегда думает, что беда лично его обойдёт стороной, – махнул хирург рукой.
– А вы напишите статью с максимальным количеством «крови», – не принял его отказа первый секретарь.
– Как это – крови?
– Да очень просто. Опишите, как вы вскрываете грудину больного раком лёгких. Поэтапно: как пилите, как ломаете рёбра, как добираетесь до лёгких, как ужасаетесь, что они чёрного цвета. Как потом вырезаете раковую опухоль, со всеми кровавыми подробностями. Как видите, что опухоль уже дала метастазы, и помогать этому человеку поздно. И что было поздно уже после того, как он выкурил свою тысячную сигарету. Как дым убил ворсинки, и лёгкие стали засоряться сажей, смолами, просто пылью и грязью. Потом опишите, как зашивали ему грудину и вздыхали, понимая, что человек умрёт через несколько недель или дней. Как тяжело вам было смотреть в глаза жены и детей практически уже мёртвого пациента. Как вам хотелось пойти в школу и выпороть учителей за то, что они допускают курение в туалете или за школой. Как хотелось вырезать на лбу продавцу магазина или киоска, которая продаёт сигареты детям – «убийца». Как хотелось надавать пинков взрослым, которые это видели и не пресекли. И даже повесить Колумба за то, что привёз эту мерзость в Европу. Ну, вот как-то так.
