– Да пребудет с тобой благословение Всевышнего, – визирь аккуратно свернул свиток, упаковал в неширокий кожаный тубус и спрятал его во внутреннем кармане халата.
– И с тобой тоже, – ар-Рашид проводил удаляющегося подданного рассеянным взглядом и обратился к поэту, терпеливо ожидавшему окончания разговора. – Так, что там у тебя? Демоны изрыгали пламя, глаза их горели огнем. А я набросился на них, словно ураган, и разил сверкающим мечом без жалости.
– Именно так и было, о величайший из правителей.
Через два дня за несколько часов до рассвета отряд из двадцати пяти всадников и десятка вьючных лошадей вышел через южные ворота Багдада по дороге, ведущей к Басре33.
Путь к Персеполю, одной из столиц древней Персидской империи, проходил вдоль Тигра. По дороге на юг стояли крупные цветущие города халифата: Васит, Басра, Сузы и Шираз. Рядом с последним и находились развалины основанного Киром Великим Персеполя. Отряд двигался не спеша, останавливаясь в городах на несколько дней, чтобы дать людям и лошадям отдохнуть. Торопиться было некуда. Руины древнего города никуда не убегут.
Во время остановок аль-Фадль в своем качестве визиря пользовался гостеприимством наместников, с комфортом гостил в их дворцах, наслаждался пирами и вел долгие беседы о местных делах. В общении с чиновниками и знатью он постепенно оттачивал голос бога – обретенное у Источника умение управлять людьми и незаметно вкладывать им в головы свои мысли.
В Басре визирь посетил аль-Азди34, одного из своих учеников, который теперь сам стал уважаемым мудрецом при наместнике провинции и хранителем библиотеки. Еще во времена учебы в медресе Багдада он отличался острым умом, хорошей памятью, усердием и критическим взглядом на вещи. Теперь же подающий надежды юноша вырос в статного и уважаемого в городе ученого мужа.
На крыше медресе под звенящим звездным небом учитель и ученик засиживались до первых проблесков утренней зари. Вели беседы о небесных светилах, о земных элементах и стихиях, о познании, о смысле событий. Аль-Азди поразил визиря глубиной мысли и ясностью суждений, а еще универсальностью знаний. Казалось, не было области, которая бы не представляла для него интерес. В отличие от аль-Фадля, не будучи обремененный высокой государственной должностью, он старался проникнуть в суть всего, что его окружало. Его знания в области алхимии, астрономии, медицины, математики поражали, а предлагаемые теории и концепции были стройны и логичны. Общение со своим учеником настолько увлекло визиря, что он решил остаться в Басре еще на пару дней, чтобы сделать первый шаг в обретении сподвижника.
Однажды ночью они возлежали на подушках на крыше медресе и, глядя в бездонное, усыпанное бриллиантами звезд небо, рассуждали о смысле жизни.
– Скажи мне, мой друг, считаешь ли ты свою жизнь наполненной смыслом, – визирь оторвался от созерцания звезд и повернулся к ученику.
– Для меня она, несомненно, имеет смысл, – чуть подумав, ответил аль-Азди. – Я стараюсь познать этот мир. Я стараюсь накопить знания о нем и передать ученикам. Я стараюсь применить то, что знаю, на благо людям. Может быть, для крестьянина, обрабатывающего землю, или для гончара, весь день вращающего круг, или для кузнеца, от рассвета до заката бьющего молотом по наковальне, моя жизнь и лишена смысла. Это только потому, что они видят смысл в другом. Но для меня – да, она наполнена смыслом. Знаешь, что для меня важно? Я бы хотел оставить после себя наследие. Нечто настолько большое, чтобы люди с восхищением говорили: смотрите, это великое творение создал мудрейший аль-Азди, сын Хаяна, простого аптекаря из Тусы
