– Пьяная она становится совершенной дурой. Если бы я знал, то не стал бы угощать ее горячительными напитками. Впрочем, когда ей хочется выпить, остановить ее может только осиновый кол.
– Расскажите что-нибудь о себе, – потребовала Яна таким тоном, что сразу стало ясно: ей абсолютно все равно, что он там расскажет.
Ее руки так и мелькали, опустошая пакеты и водружая на стол все новые и новые свертки.
– Я не женат. И это все, что требуется знать женщине, с которой я вступил в диалог.
– Мне наплевать, что вы не женаты.
– Ну да? И почему же это?
– У меня есть человек, – надменно заметила Яна, мгновенно утратив чувство юмора.
– Человек! – повторил Ливнев, поерзав на пластиковом стуле, который держался под ним из последних сил. – Это тот, который в день рождения вас продинамил и не сделал предложение руки и сердца?
Яна ахнула и с ложкой в руке всем корпусом развернулась к Ливневу. Румянец залил ее всю и сразу, будто в нее плеснули алой краской.
– Так вы в прошлый раз все слышали?! Никаких затычек у вас в ушах не было!! А Машку вы обманули!
– Ее ничего не стоит обмануть, – с удовлетворением констатировал Ливнев. – В уши я себе точно ничего не втыкаю, я просто сильно занят. Сказал ей про затычки, чтобы она отстала. А то так и лезет с разговорами. То «хочешь чаю?», то «не помешает ли тебе телевизор?». В прошлый раз, когда вы тут сплетничали, я включился всего на секундочку, понял, что речь идет о глубоко личном, и снова деликатно выключился.
У Яны от досады даже слезы выступили на глазах.
– Я так и знала… Так и знала, что вы все слышали!
– Может быть, ваш хахаль к нам присоединится? – как ни в чем не бывало продолжал Ливнев, потянувшись за оливкой.
Яна тут же хлопнула его ложкой по руке.
– Не присоединится. У него аврал на работе.
– Все так говорят. Когда не хотят возвращаться вовремя.
– Вы ведь его совсем не знаете! – Внутри у Яны все клокотало. Ей хотелось дать Ливневу по башке, чтобы он прекратил разговаривать этим своим мерзким тоном.
– Мы с Бобиком его однажды видели, когда ходили гулять. Ехали вместе в лифте.
– И что? – спросила Яна вызывающе.
Она предполагала, что Ливнев сейчас скажет какую-нибудь гадость о Федоренкове, но ей почему-то страстно хотелось узнать, какая конкретно это будет гадость. Она бы ни за что себе не призналась, что мнение этого практически незнакомого типа хоть что-то для нее значит.
– Бобику он не понравился, – констатировал Машкин кузен.
– Да уж, Бобик тот еще психолог!
Услышав свое имя, пес навострил уши и облизнулся, предвкушая пир. Его опыт подсказывал, что от такого количества снеди на столе должно остаться много вкусных объедков.
– Ваш хахаль все время смотрел вправо. Люди, которым нечего скрывать, так не делают.
– Вы вывели этот закон, сидя посреди тайги? И что это за словечко такое – хахаль?
– А как вы предпочитаете его называть? – с интересом спросил Ливнев, молниеносным движением схватил кусок колбасы и отправил его в рот.
– Что это был за змеиный бросок? – поинтересовалась Яна. – Не можете две минуты подождать, пока я сервирую стол?
– Ненавижу формальности, – признался Павел. – И откуда мне знать, что вы подразумеваете под сервировкой. Возможно, вы еще полчаса будете скручивать салфетки розочками и промывать бокалы уксусом? А мы с Бобиком тем временем захлебнемся слюной.
– Для математика вы слишком разговорчивый.
– Так как вы называете своего хахаля? – напомнил о своем вопросе Ливнев.
