Мы молча стояли вокруг тела Оливера в круге света полицейских фонарей, которые выхватывали из темноты промокшего дома маленький кусочек пространства, и никто из нас не знал, что сказать. Наконец Лоренс поднялся, одергивая мокрую ткань на коленях и снимая очки.
Снаружи мрачно завывал ветер, а внутри ковры и половики впитывали воду, издавая легкое ритмичное чмоканье.
Шериф Уилкс прочистил горло.
– Я думаю, нам ясно, что здесь произошло, – сказал Дэн тихим, почти неслышным голосом.
Лоренс Дан взглянул на него, но Картер не мог оторвать взгляд от тускло поблескивающей чешуи на теле Оливера.
– Если тебе все ясно, давай выкладывай, – сказал Картер.
– Именно поэтому мы приехали сюда, – начал объяснять Дэн. – Бодины жаловались на изменение цвета воды, и Мейсон привез мне пробы на анализ. Я нашел в этой воде некие организмы, каких-то микробов, которые выделяли зеленовато-желтую жидкость.
– Ты идентифицировал их? – спросил Лоренс.
Дэн покачал головой.
– Не было времени. Случайно мышь выпила немного этой воды, когда нас с Мейсоном не было, и с ней случилось то же самое, что с бедняжкой Оливером.
– Поэтому ты думаешь, что он пил эту воду и из-за нее покрылся скорлупой? – спросил Картер.
– Явных доказательств нет – пока нет.
– Думаешь, то же самое могло случиться с водой из других колодцев? – поинтересовался Лоренс.
– Без малейшего понятия, – ответил Дэн. – Но чтобы не рисковать, я бы на вашем месте сделал предупреждение и велел бы людям пить пока воду из бутылок. Пока я не выясню, что это за организмы и почему они так влияют на людей, до тех пор, я полагаю, нам придется считать, что округ в опасности.
Картер посмотрел на ороговевшие бедра Оливера и медленно покачал головой.
– Черт меня побери, если я видел когда-нибудь такое раньше.
Один из помощников, Эраш, молодой человек с еще редкими усиками, поднялся наверх, чтобы передать сообщение от добровольцев, занятых поисками мальчика Дентонов. Войдя в комнату, он сказал:
– Боже, ну и запах!
– Запах? – удивился Картер.
– Запах тухлой рыбы. Вы разве не чувствуете?
Я временно жил в летнем домике для отдыхающих в пригороде Нью-Милфорда по дороге в Нью-Престон. Дом принадлежал моему юристу, тому самому, который устроил мне развод, но он редко здесь появлялся, особенно после того, как порвал со своей любовницей. Раньше я жил над магазином плетеных и керамических изделий, прямо напротив продовольственного магазина в центре Нью-Милфорда, но срок аренды истек, и хозяину понадобилось жилье для своей немолодой сестры.
Особенно не возражая, мы с Шелли упаковали вещи и съехали, забрав с собой все краны и отрезки труб.
Шелли пока нравилось здесь. Напротив нас располагалась небольшая ферма, где в густых осенних туманах паслись пегие коровы, а это означало, что здесь полно мышей, с которыми можно поиграть. А еще здесь было тихо. Так тихо, что, выйдя из задней двери ночью и вдохнув полной грудью студеный воздух, вы ничего, кроме шуршания листьев, не услышали бы.
До дома я добрался только к рассвету. Проехав по покатой дороге, я припарковался и устало выбрался из машины. Шелли, вытянувшись как резиновый, вылез вслед за мной. Я назвал его Шелли по имени поэта, который написал:
~О, как прекрасна Смерть!
Лишь Сон один, что брат ей Так прекрасен может быть!~
Не надо быть гением, чтобы пояснить это.
В коридоре было холодно, когда я открыл входную дверь.
Камин давно потух, и в очаге ничего, кроме серого пепла, не было.
