Коломбине дозволено все - страница 8



Но оно, хоть и внутри, еще настолько далеко, что ни лица, ни фигуры разобрать нельзя, и только доносится куплет совершенно незнакомой песни:

… и я отныне пожелала
жить по законам Карнавала,
ему я душу отдаю, а вместе с ней – печаль мою,
чтоб я вовек уже печальной не бывала!

Из чего можно заключить, что оно – женского рода, но с выводами лучше не спешить – а вдруг это и не оно вовсе поет?

Тем более, что странный головной убор обнаружился на нем – черная бархатная треуголка.

ОНО. Здорово ты себе все испортила, голубушка. Твой красавец Кологрив в тебе женщину в упор не видит.

ЛАРИСА. Сама виновата. Опустилась. Намажусь, оденусь, причешусь…

ОНО. И получишь дежурный комплимент. Или ты собираешься каждый день менять туалеты? Это на твою-то зарплату?

ЛАРИСА. А как же тогда быть?

ОНО. Давай думать. Раз он не оценил твою верность и стойкость, твое бескорыстие и готовность в любую минуту кинуться на выручку… Впрочем, и правильно сделал, что не оценил.

ЛАРИСА. То есть как?!?

ОНО. А это, милая, все – собачьи достоинства. Когда человек в них нуждается, он заводит собаку, с ней, кстати, и проще – знает свое место.

ЛАРИСА. Ну, спасибо… То конь, то собака…

ОНО. Сама виновата. Ты же первая забыла, а в результате и прочим позволила забыть, что ты – женщина. На юбку свою посмотри! А теперь повторяй за мной: я – женщина!

ЛАРИСА. Ну, я – женщина…

ОНО. Вяло. Еще раз.

ЛАРИСА. Женщина я.

ОНО. Вдохновения мало. Еще!

ЛАРИСА. Ну, баба я, баба я, баба!

ОНО. Так. И если меня не любили за мои достоинства, то полюбят за недостатки. Повторяй!

ЛАРИСА. То есть как?

ОНО. И если не замечают моих взглядов, я пущу в ход хитрость, увертливость и упрямство!

ЛАРИСА. Но каким же образом?

И тут буквально в двух словах наметило загадочное существо некий план и даже разбило его для доходчивости на ряд боевых операций. План был прост и забавен, хотя требовал некоторого риска, актерских данных и материальных затрат. Так что Лариса минут пять молчала в недоумении – и соблазнительна казалась ей эта затея, и нахальна, и вообще… А главное, в голове не укладывалось, как это она, человек уравновешенный, деловой и не склонный к авантюрам (если не считать совращения Соймонова), отважится на такие кошмарные деяния.

ОНО. Я понимаю. Ты еще не готова. Сегодняшних событий тебе мало. Ничего, не тороплю. Недолго осталось…

ЛАРИСА. Откуда ты знаешь?

ОНО. Твое самолюбие крепко задели. Еще два-три щелчка по больному месту – и порядок.

ЛАРИСА. И откуда же мне их ожидать?

ОНО. Отовсюду. Ты просто однажды очень отчетливо увидишь то, чего раньше замечать не желала… Ну, мне пора.

И тут только Лариса заметила, что странное существо достаточно к ней приблизилось, чтобы разглядеть его во всех подробностях. Костюм – чуть ли не шутовской, винегрет какой-то из разноцветных ромбов, но изящен и пикантен до крайности. Черный, сверкающий золотом и серебром корсаж падает на юбку дюжиной острых и длинных углов, и каждый такой хвост кончается красным шариком. Юбка из ромбов, широкая и довольно короткая, открывает ноги в белых чулках и красных башмачках. На цепочке, охватившей кисть руки, болтается веер. С уголков треуголки тоже свисают красные пушистые шарики. А на лице – бархатная маска, как будто это сиамская кошка нарядилась в женское платье…

ЛАРИСА. Коломбина?!

КОЛОМБИНА. Ха! Повелительница Коломбин! Но, говорю тебе, мне пора! Отдай душу Карнавалу, слышишь? Отдай душу Карнавалу!