Его потянуло на размышления о превратностях эволюции.
«Все мы, живые существа, в море или на суше, живём по единой, раз и навсегда заданной схеме. Во мне та же кровь, тот же состав белка, как и во многих обитателях океана, да и сама кровь – это, в сущности, преобразованная в течение миллиардов лет эволюции морская вода. Её соль в крови и слезах наших… Но как высоко поднялся человек! Вот хотя бы он, Берёза – один из высших представителей самóй Природы – призван изучать её мудрые, неистощимые по фантазии деяния. Какое это могучее, высокое, благотворное чувство – ощущение общности с природой, чувство единого и вечного бытия… И какая тёмная сила стоит за случайностью бытия и небытия каждой отдельной особи! Быть может, плавает где-то экземплярчик никем ещё не открытого вида… Подарила бы судьба нечто редкостное – что ей стоит?»
Тут вспомнился ему сон, приснившийся этой ночью, – и он сам над собой посмеялся. Чёрта с два от неё получишь подарок, скорее как раз насмешки и дождёшься.
«А впрочем, при чём тут судьба? Всё дело в проклятой духоте.»
Приснилось ему, будто плавая под водой – причём без всякого акваланга – он встретил вдруг рыбу с большими, как фонари, красными глазами и сдуру обрадовался удивительному, невиданному типу – наконец-то нашёл! Но рыба эта распахнула огромную пасть и кинулась на него – а он, спасаясь, нырнул в какую-то дыру и провалился в непроглядную темень. И тут в ужасе почувствовал, как его неизвестно куда, быть может, в самые недра Земли затягивает сильным течением…
Он с криком проснулся, сел на диванчик и никак не мог толком очухаться. Аркаша спросонья испуганно таращил глаза с верхней койки, однако не лез с расспросами. Но и без того было тошно. Не спасал и вентилятор, воздух в каюте был как в парной бане, в койке влажные простыни прилипали к телу…
Берёза курил у борта, следя, как синеватые клубочки дыма повисали на миг и потом таяли в царящей вокруг голубизне и влажной духоте.
Вчера его зазвал к себе капитан, посидели, выпили немного. Занятная личность – больше всё молчит, а уходишь от него как после интересной беседы. Вчера они даже поспорили немного на одну из животрепещущих тем: надо ли женщин брать в море?
– Женщина – сосуд греха, – подвёл черту капитан. – Так говорит восточная мудрость. И мудрость, к слову сказать – сухопутная. Ну а уж когда сосуд тот берут с собой в море… Всегда найдется кто-то, который хлебнуть из него захочет. А на борту это больной вопрос – тут или всем, или никому.
Намёк тут был прозрачен: конечно имелась в виду единственная женщина в научной группе.
– Но что же ей делать? – вступился в защиту Анюты Берёза. – Ведь её специальность – гидрохимия.
Лицо капитана было непроницаемо – просто лик Будды, олимпийски взирающего с вселенских высот на заблудших, слабых плотью и духом чад.
– И на здоровье. Этим делом можно заниматься и на берегу. А в море пусть мужики ходят.
Сказал, как припечатал.
– Хорошо, а как же тогда вместо кока ваша судовая повариха?
– Во-первых, она почти старуха, – проворчал капитан. – Во-вторых, моя бы на то воля…
Вспоминая этот вчерашний разговор, начальник рейса курил и думал: «У каждого свои заботы. И у всех – хроническая нехватка кадров. Не взял бы он в море Анюту – с кем бы работал?»
– Андрей Саныч, – донёсся сверху, из рулевой рубки, голос старпома. – Заскочи на минутку, дело есть.
Берёза поднялся наверх. Проходя мимо рулевого, по привычке бросил взгляд на компас – и даже остановился: стрелка показывала курс противоположный согласованному накануне.
