Колыбель за дверью - страница 24

– Видишь? – спросила она. – Теперь, когда захочешь рассказать, как ты меня любишь, просто наберёшь мой номер. Там денег на счету много, надолго хватит, не волнуйся.

– Спасибо, Наташа! … Слушай, а с чего вдруг Радомир к Дон Кихоту прицепился? Я так и не понял.

– Он очень умный и хитрый, – серьёзно отвечала Наташа. – И он очень много знает. Не имею понятия, чего он хотел, но что-то ему от тебя нужно. А теперь и от меня. Будь с ним поосторожнее, хорошо?

– Ладно, как скажешь. А что, эта статуэтка действительно дорогая?

– Да какая тебе разница, Максим? Ты ведь никогда её не продашь, даже если умирать будешь, хоть это глупо. … Дорогая, да. … Давай договоримся, если тебе понадобится спасти жизнь: свою ли, чужую – близкую – ты снесёшь её к антиквару, попросишь цену втрое больше, чем он предложит. Не даст – уходи смело, он всё равно догонит и купит. Документы на неё зашиты в дно коробки. Можешь предложить её для оценки в Эрмитаж.

– Я, никогда… – начал Максим.

– Дон Кихот должен спасать людей, милый, – Наташа ласково положила свою руку ему на ладонь.

– Идёт по свету Дон Кихот, шагает не спеша, дел у него невпроворот и щедрая душа, – пробормотал Максим.

– И ещё – только вот попробуй перебить и отказаться, – строго сказала Наташа. Она достала из сумочки довольно пухлый, плотный, запечатанный конверт. Картузов молчал. – Тут деньги. Достаточно. Ты, пожалуйста, получи загранпаспорт, я пришлю тебе вызов, ты сможешь оформить визу и приехать ко мне в Ригу, в гости. Это будет так чудно! Я мечтаю гулять с тобой по Риге, показывать её. Прошу тебя, Максим! Наша история только начинается. Я уже скучаю по тебе, а мы ещё не расстались. Ты обещаешь?

– Конечно, Наташа, я тоже скучаю по тебе всё время.

– Давай мне твой адрес и домашний телефон, если есть. Я пришлю письмо, и ты узнаешь мой, – она открыла блокнотик и приготовилась записывать. Максим продиктовал номер городского телефона, адрес, почтовый индекс … он не стал говорить, что всё это – путь в никуда.

Вскоре, после того, как Наташа осыпала Максима дарами, она ушла, сказав напоследок: «Не прощаюсь, увидимся, скучай!» Все подарки, кроме телефона, Максим убрал в железный шкаф и запер.

День пролетал совершенно незаметно. С обеда начался наплыв клиентов: люди шли один за другим, не давая Картузову времени задуматься о собственных сложностях бытия. Но в душе его поселилось нечто светлое, давшее смысл дальнейшему пути по дороге дней. Потому, служил он сегодня с особым удовольствием и люди, чувствуя это, часто дарили свои улыбки, унося из «храма кино» хорошее настроение.

Альфред Хичкок говорил: «Фильм – это жизнь, с которой вывели пятна скуки». Картузов трудился не покладая рук в химчистке досуга и за текущий день помог вывести немало пятен, получая взамен определённое удовлетворение.

Сам же Максим витал в иных сферах. Все мысли, кружась хлопьями минут, наметая сугробы часов, строили новую основу его существования – снежный замок, которому, хотя и суждено растаять по весне, но до того он успеет порадовать своего зодчего чистотой и обновлением. Он любит, любим и довольно уже единственно этой данности. Даже в самых смелых мечтах ему не мнилась такая развязка. Героиня одного старого фильма в финале произнесла слова: «Теперь можно и умереть». Примерно так чувствовал себя Максим сегодняшним днём – днём, изменившим его, прежнего, и давшим смысл всей его жизни в настоящем. Умирать, само собой, он не собирался. Полный животворящего обновления, Максим не загадывал на грядущее, глотал минуты нынешнего и не мог остановиться, чувствуя необратимость происходящих с ним изменений.