То, что было обозвано мухой, выглядело как куколка шамана для проклятий. Намотанная на булавку, которые Пуговкина таскала в сумке всегда, на случай если оторвется пуговица, оранжевая нить с клочком примотанной желтой шерсти и перышком не выглядела так, как положено, по мнению Константина. Он объяснял как мог, но делала-то Люся, и поэтому вышло то, что вышло. Те же нитки изображали леску, и все это было привязано к корявой ветке, притащенной паучками из леса.
Рсмур был тоже брезгливо обмотан несколькими нитками, а Взз и Бзз, ловко орудуя лапками, сплели из этих ниток что-то вроде тонкой веревочки.
Важный Шавермур, распушив серый хвост, возвращенный к прежнему великолепному виду, важно вышагивал перед приготовленным инвентарем и торопил Ежова:
— Ну чтоу? Когда начнем? Все есть?
Константин тянул сколько мог, так и не сообразив, как активировать свое игольчатое оружие.
— Люд, ты знаешь, наверное, возьми какую-нибудь палку потолще, чтобы можно было ей рыбу оглушить и вытащить.
— Я?! — Пуговкина совершенно нелогично вдруг решила, что ей жалко лупить бедную рыбку. — А почему я? Она же живая! Ей будет больно.
Шавермур возмущенно напыжился и, периодически шипя и фыркая, объяснил недалекой девице, что Взза и Бзза она не особо жалела, пытаясь прибить плоскогубцами.
— Рыба — это еда! Твоя, между проучим, пока единственная! Рсмуров же ты есть не хочешь. Так что давай! Еду надо добыть, это тебе не в магазин ходить за готовеньким.
— Летучки сами виноваты! Они меня напугали и зубки скалили, а рыба меня не трогает, — надулась Люся. — Вы же все мужчины, и что, без меня справиться не можете?!
— Людочка, — Ежов старался говорить максимально мягко, не понимая, что вдруг нашло на девушку, — ни у кого из нас нет рук, да и еда на данный момент нужна больше всего тебе. Я понимаю, что нелегко, но и ночлег себе устраивать тоже придется самой, мне очень жаль, но я помочь могу только советом. Я всего лишь кактус, хоть и разговариваю.
Эти спокойные слова словно помогли сбросить с девушки какое-то наваждение. Стало стыдно и неловко.
«Даже кот и жуки стараются, чтобы меня накормить, а я с капризами».
Пуговкина старательно выкапывала засыпанную песком подходящую дубинку. Довольно легкий обломок корня имел на конце приличное утолщение, и если замахнуться им получше, то вполне мог кого-то оглушить.
Кстати, причина внезапной Люсиной капризности и обидчивости неожиданно нашлась.
Один из паучков, летающих рядом с девушкой, вдруг распахнул пасть и спикировал ей сзади на шею. Влажные волосы девушка опять подколола спицей, и жукастик впился во что-то чуть ниже линии роста волос. Не успела Пуговкина испугаться, как насекомое взлетело обратно и выплюнуло на камень семечко размером с копеечную монетку.
Семечко имело острый шип и множество ворсинок-крючочков. На шипе запеклась капелька крови, и девушка, потерев шею под волосами, ощутила легкий зуд в том месте, где, видимо, была эта пакость.
— Это клисмадулярия, — сообщили жужжалки. – Наверное, ты, когда бежала из леса сюда, задела ее, и она кинула семена. Семечко цепляется за кожу и впрыскивает особую жидкость, и тот, на кого оно попало, становится раздражительным, потом агрессивным. В итоге он нападает на того, кого не может одолеть, и умирает, а из трупа вырастает новое растение, питаясь останками. Много наших раньше попадалось, пока мы про нее не знали. Бились головой о деревья и камни. Это другая такая сюда принесла. Раньше не было. Хочет нас извести.
