Под вой сирены подъедет полицейская машина и молоденький сержантик с автоматом в руке, начнёт кричать, чтобы она бросила оружие. Она попытается развернуться в его сторону и тут… Всё-таки плохо, а может и хорошо, что она не успела наклеить лейкопластырь, – поскользнется и начнёт падать. Служивый, решив, что она сейчас вновь начнёт стрелять, испугается и нажмёт на курок. Пули войдут в неё кучно, не оставив ни малейшего шанса, из рук выскользнет ружьё и она… не рухнет, как памятник с пьедестала, а осторожненько, словно сильно устала и силы закончились, приляжет. Голова откинется.
… А зверей-то убивать со всем не страшно, – это последнее, что пронесется у неё в голове… И глаза закроются.
Толпа ротозеев соберётся не маленькая. Не каждый день такое случается. Сотрудники органов внутренних дел отодвинут, конечно, их подальше, но никто расходиться не будет. Подъедет практически и всё руководство местной полиции, встанут в сторонке и о чём-то будут говорить, размахивая руками и делая умные лица. Оперативники в штатском начнут сновать в толпе, разыскивая свидетелей и очевидцев произошедшего. Народ же всё будет подходить и подходить, расспрашивая ранее стоявших о том, что же произошло. Кто-то начнёт выдвигать свои версии, приводить доводы. И большинство будет склоняться к тому, что сын умер, похоронила и вот зачем ей после этого жить. А ведь кто-то и этого подонка, лежащего на ступенях, начнёт жалеть. Что нельзя так было делать, нужно было дождаться суда. Всем закроет рот соседка со второго этажа. Её подружка, выжившая и заставшая ребёнком Великую Отечественную войну. Все хотят жить, и стар и млад. Все. Только жить-то нужно с высоко поднятой головой, а не ходить по улице сжав её в плечи. Да не мучиться по ночам от того, что когда нужно было человеком остаться, а не смог, струсил, испугался. Потом увидит того самого соседа-пенсионера и скажет: ну, что пойдём помянем хорошего человека, а завтра похоронами займёмся, ведь никого у неё здесь нет. И они пойдут с высоко поднятой головой, отжившие, но не забывшие, про честь и совесть, человеческие отношения и многое другое, забытое и растоптанное, стёртое и теперь уже не нужное. Оставшиеся молча будут смотреть им в след и неизвестный голос со всем не молодого человека произнесёт, а ведь действительно вымирает Россия, коли за ружьё уже старухи берутся. Все начнут переглядываться, пытаясь понять кто это сказал, но…уж больно большая и разношерстная была толпа, да и желание было сиюминутное…
Несколько страниц из его жизни…
Он остановил такси, не доезжая до конечного адреса. Молча рассчитался, забрал сумку и вышел. Серые многоэтажки были видны издалека, одна из них и была его целью. Посмотрев на неё, он направился в ту сторону, однако близко не подошёл, а расположился на свободной лавке. Привычно вытащил сигарету, закурил и стал смотреть на дом, где всё произошло.
Смотрел пристально, словно пытаясь всё это запомнить. Различая и откладывая в памяти тропинки, что вели к домам и именно к этому дому. Смотрел на дорогу, что подходила к подъезду. Смотрел на деревья, что росли вокруг, на забор, что огораживал дом. В очередной раз поймал себя на мысли – а ведь он здесь ходил, прикасался, оставлял следы и, быть может, с этой сосёнки рвал иголки. А может и не рвал, но она обязана помнить его, помнить молодым парнем и… живым. Молча склонил голову, задумался.
