– Вам как, Александр Иванович, – ничуть не смутившись, спросил Кравцов, – перечислить войны в хронологическом порядке или в связи с геополитическими, в терминах Рудольфа Челлена, и стратегическими императивами Российской империи?
– Простите? – У бывшего военного министра было узкое лицо, волосы, расчесанные на двойной пробор, элегантные «штабс-капитанские» усы и умные интеллигентные глаза профессора экономики.
– Вы меня, вероятно, не помните, Александр Иванович, – вежливо улыбнулся Кравцов, которому отчего-то стало вдруг неловко. – Я приезжал к вам в Петроград в сентябре семнадцатого, в составе делегации Юго-Западного фронта…
– Постойте, постойте… – нахмурился Верховский, припоминая события канувшей в Лету эпохи. – Вы тогда, кажется, передавали мне привет от моих… товарищей из Севастополя…
Кравцов обратил внимание, что Верховский не упомянул о принадлежности упомянутых «товарищей» к партии социалистов-революционеров. И неспроста, надо полагать, а из аккуратистской предусмотрительности, свойственной истинным русским интеллигентам. Не хотел подводить Кравцова, не зная с определенностью ни о прошлых, ни о нынешних его обстоятельствах. Сам Верховский был тогда членом эсеровской партии, оттого и военным министром в августе стал. Взлет для полковника – немыслимой крутизны в любые, даже и в революционные времена.
– Так точно, товарищ Верховский, – отрапортовал Кравцов, сам уже сожалевший, что поднял эту щекотливую тему. – Привет… из Севастополя.
– Тогда, давайте поговорим о Семилетней войне…
Следовало предположить, что тема, затронутая Кравцовым, оказалась генералу неприятна, и Макс Давыдович вполне его понимал. Ему и самому порой становилось неуютно, хоть он и избирался однажды даже членом ЦК РКП(б). Судя по некоторым признакам, все шло к открытому политическому процессу над партией социалистов-революционеров, и, хотя дело прошлое, нет-нет да приходили в голову тревожные мысли: что если и ему, Кравцову, припомнят вдруг его «эсеровский стаж»?
– С удовольствием, – кивнул он, сосредотачиваясь на заданном вопросе. – Итак, Семилетняя война. Характер и протяженность во времени и пространстве этого военного противостояния делает его по меткому определению одного английского политика первой по-настоящему мировой войной…
– Это кто же там такой умный? – поинтересовался генерал Гатовский, которого за глаза называли злым гением генерала Куропаткина.
– Первый лорд Адмиралтейства Черчилль, – с готовностью объяснил Кравцов, не назвав, впрочем, Уинстона Черчилля «сэром».
Экзамены проходили гладко. Математику – гимназический курс – Кравцов, как выяснилось, забыть не успел. И даже «Планиметрию и стереометрию» Киселева помнил, как ни странно, вполне сносно. Сочинение о Пунических войнах написалось легко, во всяком случае, без каких-либо видимых затруднений. Ну, а устный экзамен вообще вылился, в конце концов, в свободную дискуссию о различиях в тактике генерал-фельдмаршала Румянцева, генералиссимуса Суворова и короля Пруссии Фридриха Великого. Верховский эрудицией Кравцова остался доволен, Василий Федорович Новицкий – тоже, а Гатовский и вовсе хотел было расцеловать бывшего командарма, но сдержался из соображений дисциплины. Однако и то правда: отнюдь не все абитуриенты Академии РККА, даже и те, кто отменно показал себя в бою, могли продемонстрировать столь высокий уровень подготовки. Кравцов смог и оказался этим фактом даже несколько удивлен. Сам от себя не ожидал.
