Командир - страница 7

. После чего взял себя в руки и перевел разговор на известные ему, но не мне, темы, поскольку командир среди нас – он. И рассказал мне, что «Каппеллини» уже бывал в Гибралтаре под командованием Мази, которому не удалось пересечь пролив, но на пути назад он на десять дней встал на прикол в Сеуте, пользуясь ложным нейтралитетом испанцев, и с высокой точки за портом изучил систему британской обороны пролива. Там есть возможность пройти, сказал он мне, и показал проход на навигационной карте. «Dabòn, el xé un po» un co’o de botilia, ma «l ghe xé»[8].

Он перечислил мне подводные лодки, которым за последний месяц удалось пройти через пролив: «Маласпи`на», «Барбари`го», «Дáндоло», «Маркони», «Финци», «Баньоли`ни» и два дня назад «Леонардо да Винчи» под командованием Кальфы. Всего семь.

«По-твоему, мы с тобой такие долбоебы, что не сумеем пройти?»

Это и есть прекрасное в Сальваторе Тодаро: с ним чувствуешь себя уверенно, когда он уверен в себе.

«Самая современная лодка в армаде, – добавил он, – доверенная лучшему старпому Итальянского Королевского флота, мы что с тобой, два долбоеба, что ли, которым слабó пройти?»

9 часов 35 минут

Погружение.

Без войны тут можно было бы рехнуться. Будь только одна навигация, мы бы тут точно все спятили. Жить каждый день друг к другу впритык, телесные запахи смешиваются с парами топлива и мазута, целый день сидеть в напряжении и слушать, воображать и предугадывать, что нас ждет, и ни одна хорошая мысль не приходит в голову. Запертые в этой отравленной посудине днем и ночью, независимо от того, движемся ли мы на поверхности или плывем в погружении, когда не хватает воды, чтобы умыться, и с едой исключительно из консервной банки, мы обязаны денно и нощно вести наблюдение за перемещением какого-нибудь объекта или спасательной шлюпки; когда не хочется перекурить или сыграть в карты, а одно-единственное желание – спать, превращающее нас в животных. Я видел матросов, спавших стоя. Плавать на подводных лодках – это то, что лишает тебя желания жить; об этом бы стоило говорить, а не об атаках, не о пальбе торпедами или о свисте при быстром погружении, когда в нескольких метрах от тебя взрываются бомбы: это незабываемые минуты, бесспорно, поскольку рискуешь жизнью, а рискуешь потому, что она есть. А когда практически постоянно нет ничего другого, помимо передвижения и вони, монотонной работы и пустоты, тогда есть от чего охренеть.

Огромное счастье, что в ожидании настоящей войны на свете еще существует нежность. И я, радист, чьи приборы молчат по двенадцать часов в сутки, когда мы плывем под водой, и тогда мне вместе с Минни`ти приходится слушать по гидрофону, в котором каждый звук – вопрос («Что это было? А это что?»), и для правильного ответа опыт помогает больше слуха, воображение – больше опыта, а паранойя – больше воображения, и я, стало быть, радист, эту нежность распределяю. Aquí Radio Andorra[9] – говорит приветливый голос девушки, которую каждый из нас представляет по-своему. Aquí Radio Andorra: единственное радио в мире, которое не говорит о войне, а передает круглыми сутками только песни о любви – американские, французские, испанские, которые исполняют только женщины. Похоже, у них стометровая антенна, возвышающаяся в каком-то недостижимом месте, похоже, у них самый сильный сигнал в Европе, который не в состоянии заглушить ни одно правительство, поскольку Андорра – это государство, свободное государство, чье радио доступно всем находящимся на земле людям, а также всем плывущим в море кораблям. Поэтому мы его слушаем все вместе, все, и мы, и наши враги. Мы его слушаем по ночам, когда всплываем на поверхность, чтобы перезагрузить воздух и зарядить батареи: весь экипаж их слушает, всю ночь, через громкоговорители, и эти женские голоса кажутся голосами наших женщин. Aquí Radio Andorra – это прохладная ладонь медсестры на твоем лбу, обещание, что ты скоро поправишься, как шептала на ухо мама. Aquí Radio Andorra, и весь корабль подпевает этим голосам, говорящим о любви, поскольку это голос нашей сестры, склоняющейся над нами, чтобы нас, одичалых, утешить, где бы мы ни находились – в рулевом или моторных отсеках, на огневой позиции, в высокой рубке или в гамаке из моржовых шкур, прицепленном к переборкам последних кают, где от усталости кто-то дрыхнет. Aquí Radio Andorra, и офицеры тоже закрывают глаза, и наш командир тоже, а ведь он не смыкает их никогда, даже когда спит. Но когда наступает его очередь запереться в каюте, никто не возражает, что я приглушаю громкоговорители, пусть хоть часок подремлет, иначе вся эта нежность будет только его будоражить. О нем много чего рассказывают, говорят, что он был на «Маласпине», когда тот пустил ко дну British Fame