– Первым делом сантехнику заменить. Новый унитаз достать, импортную мойку и кухонный гарнитур. Польские очень хорошие. Кстати, у меня знакомая работает в мебельном магазине, может помочь достать. Косметический ремонт произвести, подновить, обои на свой вкус наклеить, чтобы квартира блестела, как конфетка. Я даже не завидую, такому счастью грех завидовать. Но, если честно, Виктор, не смогла бы, как ты сейчас, валяться на койке, со смертного одра встала и пошла смотреть, хоть на окна, и какой из себя подъезд.
– Вот в другой раз выкопаешь кому-нибудь могилу, вниз три метра сплошной глины, и попробуешь сходить, а я на тебя посмотрю, на умную.
– Балкон есть?
– Раз четвёртый этаж – конечно, есть.
– На балконе можно цветы развести, чтобы цвели круглое лето с июня по сентябрь, а ещё вырастить плющ по стенке.
– Здорово, – Магницкий сцепил руки на груди, – видел я такие балкончики. Красота! Только мороки с ними много, каждый день поливать, землю менять, вредителей травить, рыхлить, окучивать… нет, не для меня.
– Зато красиво! Я бы в своей квартире обязательно устроила зелёный балкончик. Представляешь, утром выходишь подышать свежим воздухом – и попадаешь в цветущий, благоухающий сад!
– Ага, сад, метр на полтора. Ладно, ладно, не расстраивайся, дам тебе ответственное поручение поливать мой балкончик.
Удовлетворившись этим обещанием, Нина встала и легко покинула комнату, оставив Магницкого лежать бессильно распростёртым. Беспомощным он оставался ровно две минуты, пока ее шаги не стихли в конце коридора, после чего вскочил, кинул решительный взор в зеркало и побежал смотреть будущую квартиру. Не то чтобы жалко показать дом Нине, вовсе даже нет, но как-нибудь потом. Сейчас надо посмотреть самому. Это было новое, почти интимное чувство, каким он не мог делиться с другим человеком, даже с женщиной, даже с Ниной. Эх, жалко, Пуме нельзя показать. А потом бы, глядишь, ей понравилось, и осталась бы с ним в той сталинке жить-поживать. Да погоди, ещё и останется.
На трамвае доехал до улицы маршала Жукова, пошёл, глядя на номера, пока не уткнулся в свой, уже почти и родной домище. Обежал со всех сторон. Двор оказался тихий, тенистый от старых клёнов, с бабушками на лавочках. Хорошо, если бы окна выходили во двор. Неужели будем здесь жить? Магницкий задрал голову, разглядывая верхний четвёртый этаж, прозрачные чистые стёкла окон, нарядные балкончики с цветами, точь-в-точь как мечтала Нина, и тут его хлопнули по плечу. Рядом стоял и улыбался Кохман.
– Интересуешься? Идём, квартиру посмотришь, ничего квартирка, для моего семейства маловата, а тебе в самый раз будет. У нас уже вещи упакованы для переезда, на узлах третий день сидим. В двухкомнатной сразу пианино куплю дочке, давно обещал, здесь совсем негде ставить. Повеселим новых соседей! – он хихикнул. – Нет, потолки у тебя будут высокие, объём большой, а площадь не очень.
Потолки действительно оказались замечательные, вдобавок с лепниной в виде розеток.
– Красота?
– С общагой никакого сравнения.
– Поможешь вещи перевезти?
– Конечно. Я же самое заинтересованное лицо.
– Там у меня пятый этаж, зато лифт. А пианино по лестнице придётся тащить.
– Затащим без проблем.
Воодушевлённый блестящими перспективами жизненного устройства, Магницкий вернулся в общежитие, где завалился спать и проспал подряд целых восемь часов счастливым человеком. Ему снились бесконечные анфилады комнат сказочного дворца, наполненные светом и ароматом яблоневого сада, а он шагал, шагал по ним, пока не очутился на маленьком уютном балкончике, обильно украшенном разноцветными фиалками, на котором, прыгая от нетерпения, ждала его длинноногая Пума. И никакой брат по разуму Черкизов не испортил им наслаждения от безумно жарких объятий.
