– Ширмачишь? – выпустил носом прозрачную струйку дыма.
– Чего? – не понял Пашка.
– Ну, в смысле тыришь по карманам (ухмыльнулся конопатый).
– Не, – повертел головой в кубанке.
В это время неподалеку появился наряд солдат с повязками на рукавах, пацан заорал «атас!», одновременно одна из торговок завизжала «рятуйте, обокрали!».
От нее, мелькая в толпе, улепетывали два оборванца, стоявший на стреме припустил в другую сторону.
– Вон, вон их главный! – ткнула баба в Пашку пальцем, он не стал дожидаться, когда схватят и метнулся за конопатым.
Тот ловко уворачивался от зевак, ныряя под прилавки и возы, а потом сиганул в узкий проход в стене, Пашка за ним. Остановились в каком-то глухом дворе -колодце, отдышались.
– Не хило бегаешь, – цикнул слюной на землю конопатый и протянул руку, – будем знакомы, Шкет.
– Выходит ты воришка? – хмыкнул Пашка, пожав грязную узкую ладонь
– А что тут такого? (пожал худенькими плечами) Жить ведь как-то надо.
– Ну и где ты живешь?
– Тут рядом, на Молдованке, – шмыгнул носом Шкет. – А тебе зачем?
– Понимаешь, я не местный, желательно где-нибудь на время приютиться.
– Чего проще,– рассмеялся новый знакомый. – Хиляй за мной.
Они вышли на улицу, которую Шкет назвал Молдаванкой и углубились в мешанину домов. Все они были разные в один-два этажа, некоторые с выносными балконами, по пути встречались небольшие магазины и лавки. Покружив с полчаса вышли на заросший бурьяном пустырь и направились к полуразрушенному сараю.
Через дырявую крышу туда проникал дневной свет, в задней, из песчаника стене темнел широкий проем.
– Пришли, – обернулся Шкет и нырнул туда, Пашка следом.
Внутри оказалась полого уходящая во мрак галерея, высотой в тройку аршин, запахло подвалом.
– Давай руку, – сказал новый знакомый, пошли в сгустившейся темноте. Затем куда-то свернули, вдали неясно забрезжило.
– Ну, вот мы и дома, – отпустил ладонь Шкет. – Как тебе фатера?
В свете дымившего в расщелине факела открылся вырубленный в камне просторный грот, с высоким закопченным потолком и в прожилках кварца стенами.
– Так, щас разведем огонь, и будем ждать пацанов, – остановился у каменного очага в центре конопатый.
Через несколько минут в гроте потрескивал костер из сваленной сбоку охапки дров, лучше высветив помещение. Оно было квадратным, с гладким полом и подобием нар у стен, заваленных тряпьем. Меж них лежал плоский обломок ракушечника, на котором стояли закопченный мятный чайник и несколько жестяных кружек.
– Да, интересное место, – оглядевшись, присел на ящик у костра Пашка.
– А то, – рассмеялся Шкет, подняв на него глаза. – Это тебе не хухры-мухры. Одесские катакомбы.
– Что еще за катакомбы?
– Ну, типа место, где раньше ломали камень и строили дома. Из него наш город
– Вон оно что, понятно.
– Эти самые катакомбы везде под ним и тянутся на тыщу верст, – подбросил в огонь Шкет обломок доски.
– Иди ты!
– Век воли не видать, – щелкнул по зубам ногтем и прислушался. – Не иначе наши идут, щас будем шамать.
Издалека послышались шарканье и смех, донеслись звуки песни
С ростовского кичмана, бежали два уркана,
Бежали два уркана да домой,
Лишь только уступили в одесскую малину,
Как поразило одного грозой..!
Затем из темного проема появилась группа оборванных мальчишек, и кто-то закричал, – о! Шкет уже на месте!
При виде незнакомца все замолчали, а самый рослый, передав соседу газетный сверток, подошел к нему, – ты хто такой?
