– Он, Марко, хочет определиться к нам на постой, – поднялся Шкет на ноги.
– На постой говоришь? – недобро ухмыльнулся. – А чем будешь платить?
По виду он выглядел лет на пятнадцать, с большими выпуклыми глазами и шапкой курчавых волос.
– У меня ничего нету, хлопцы – тоже встал Пашка.
– А это? – кивнул курчавый на кожушок.
– Грубой* клифт, – поцокал языком второй, в драном морском бушлате.
– А ну снимай! – схватил Марко Пашку за воротник.
В тот же момент тот уцепил его руками за запястье и, вывернув наружу, швырнул в угол.
– Ах ты ж сука, – прошипел, вскочив на ноги, в руке блеснула финка.
Пашка отпрыгнул назад, вырвав из кармана браунинг, – брось, а то убью!
– Ладно, проехали (спрятал нож ). Убери пушку. Остальные стояли, открыв рты.
– Считай, ты у нас живешь, – протянул руку Марко, Пашка пожал жесткую ладонь. Вскоре все сидели вокруг «стола», с удовольствием поедая пахнущую чесноком колбасу и ржаной каравай хлеба, украденные на Привозе.
Компания, к которой примкнул Пашка, оказалась интернациональной. Самый старший – Марко, был из цыган, тринадцатилетний Циклоп (у него косил левый глаз) -еврей, а мелюзга – Шкет и Клоун, русскими.
Они промышляли на Привозе умыкая все, что плохо лежит и тырила по карманам. Заниматься этим Пашка категорически отказался, став искать в городе работу, но такой не имелось даже для взрослых. Заводы и фабрики стояли, народ бедствовал, шиковали только буржуи со спекулянтами да деникинские офицеры.
Вскоре пришлось продать кожушок с кубанкой, быть нахлебником у ребят Пашка не хотел, а потом и сапоги – стал ходить в обносках. По вечерам все возвращались из города в грот, делили еду, что удавалось стырить беспризорникам, и пили из кружек морковный чай. А еще развлекались, как могли и вели разговоры.
Развлечения сводились к игре в карты, засаленная колода которых хранилась у Циклопа и пению блатных песен. Новичка быстро обучили играть в рамс и стос «под интерес», в которых тот вскоре превзошел наставников. В разговорах же обсуждались услышанные на Привозе новости, случившиеся там разборки и похождения Мишки Япончика.
То был знаменитый одесский налетчик, успешно грабивший при всех режимах и считавшийся неуловимым. Заветной мечтой новых Пашиных друзей была попасть в его банду, чтобы повысить квалификацию.
Кроме того, прихватив самодельные факелы из тряпок, вымоченных в нефти, все вместе часто путешествовали по катакомбам, где проживало немало народу. В разветвленных галереях ютились другие группы шпаны, дезертиры и бандиты. Наведывались туда контрабандисты, пряча товары и другой темный люд. Впрочем, сосуществовали все мирно, никто никому не мешал. Все жили по интересам.
Как ни странно, лучше других знал катакомбы Шкет, обладавший особым чутьем выбирать правильный путь и возвращаться обратно. Однажды он даже нашел выход за городом в степи, чем тут же воспользовались. Ночью из катуха* расположенного неподалеку хутора Марко с Циклопом сперли барана, из которого вся компания неделю варила наваристую шурпу.
Пашка же, раздобыв чистый тетрадный лист и огрызок химического карандаша, попросил Шкета изобразить план лабиринта.
– Так это ж не весь, – послюнявил тот грифель.
– Ничего, давай малюй.
Когда тот все сделал (получилось наглядно) аккуратно свернул листок и спрятал в карман, – на всякий случай.
Спустя месяц Пашка нашел работу, помог случай.
Тем ясным ноябрьским днем (осень выдалась долгой и теплой) он как обычно навестил морской порт. У стенки ржавели оставленные командами суда, на рейде дымил трубами британский миноносец, а у одного из причалов разгружался французский пароход. По сходням вверх-вниз бегали с мешками и ящиками на плечах грузчики.
