Встать.
Приготовить завтрак для себя и Розочки, пока она вновь чужой не забрала, но сил не было.
Совершенно.
Давно она так не выматывалась… смена… Анатолий Львович с его виноватым взглядом и лепетом о том, что парень в реанимации вряд ли до утра дотянет. А ведь хороший. Студент-отличник. И спортсмен. И герой, потому что не побоялся в огонь лезть. Троих вытащил, четвертого не успел — крыша обвалилась. Чудом выбрался, не иначе, только обгорел сильно.
…ему помогали.
Всем помогали и, пожалуй, именно это обстоятельство как-то примиряло Астру с миром. Но этого парня…
— Вы же понимаете, будет до крайности несправедливо, если он умрет… — Анатолий Львович отводил глаза.
Вздыхал.
То и дело оглядывался на коридор, на людей, пусть и не мог их видеть, отделенных дверью. Но людей пришло много, кто-то желал поделиться силой, кто-то — кровью.
Кто-то просто ждал.
Надеялся.
И как их было подвести?
Астра вновь пообещала себе, что это в последний раз, наперед зная, что не сумеет сдержать обещания, надеясь лишь на то, что и вправду нужна. Хотя бы Анатолию Львовичу, который вовсе не был плохим человеком и делал все, что возможно. Даже рекомендации каждый год писал, и ходатайство, а прошлым летом, когда вновь отказали, даже ездил и беседовал с главой приемной комиссии.
Правда, вернулся вновь же ни с чем.
И расстроился.
Астра давно привыкла, а он расстроился. Заперся в кабинете и пил. Ей так сказали. И старшая медсестра качала головой, поджимала губы, сердясь вовсе не на Астру, но на саму жизнь в этакой ее несправедливости. Астру же Анна Николаевна жалела и сама порой отправляла отдыхать, а то и подкармливала, хотя об этом Астра не просила — она никогда и ни о чем не просила.
Но и не отказывалась.
Научилась не отказываться, и жить действительно стало проще. И, наверное, права была почтеннейшая Серафима Казимировна, говорившая, что многие проблемы Астры — от ее излишней гордости. Хотя и понимала, да… странно, что никто и никогда так не понимал Астру, как старая ведьма.
…ее она не удержала, а вот парня удалось. Только стоило это…
Анатолий Львович сам такси вызвал и даже провожать порывался, но Астра отказалась: ни к чему слухи плодить. А вот Анна Николаевна слушать не стала.
И Розочку она тоже забрала, еще вчера, и накормила, и в сестринской уложила, а потом сама же на руках спящую и отнесла. Только бросила:
— Если хотите, я сама с заведующей сада побеседую.
Сказано это было тем мрачным тоном, который не оставлял сомнений, что побеседовать Анна Николаевна очень даже желает.
— Не стоит. Это… ничего не изменит.
Только хуже станет.
Астра знает.
Она… уже пробовала. По-всякому. Но каждая попытка лишь все усложняла.
Дома она оказалась за три часа до рассвета и, обессиленная, рухнула в постель в том, в чем была. Вяло подумала, что следовало бы переодеться, что платье помнется, а постель пропахнет больницей. Но… не стала. Она провалилась в забытье, в котором продолжала осознавать себя и происходящее вокруг, только не способная ни на что, кроме этого вот осознания.
Розочка вернулась.
Покачала головой.
И укрыла Астру пледом. Стало невыносимо стыдно. Мать она отвратительная… но от Розочки пахло хлебом и мясом… Астра потом извинится.
Снова.
Розочка стянула пижаму и надела платье, вытащив его из груды стираных, но не выглаженных вещей. Надо вставать… надо заняться глажкой.
И уборкой.
Пыль протереть. Помыть пол. Вещи сложить. Стирать тоже надо, вон, собралась целая куча, а днем ванна будет свободна, может, даже получится прокипятить белье, развесить его…
