– Понятно! – рубанул я. – Пойду домой. Херовый здесь музон.
– Деньги на солярий найдём, – вдруг выдал Гарибальди. – Сколько надо, триста тысяч?
– Может, и двести хватит, – удивлённый, поспешил я его успокоить.
– Есть в кассе такая сумма. Завтра же купим. Правда, что потом будем делать, не знаю. Выходит, надо будет на акции под шумок где-нибудь в магазине бабло увести.
– Да не проблема!
Он помолчал.
– Я всё же полагаю, надо пытаться найти коридор, если есть хоть призрачная надежда, – сказал затем. – Пусть там наверху что хотят думают, а нам это только пользу принесёт.
Чёрт, я был готов расцеловать этого человека!
– Да и Союзе побывать жуть как хочется, – подмигнул он мне.
Глава пятая: Не отрекаются, любя
– Нормальный агрегат, нормальный, – кивал Никита на ходу, рассказывая мне о доставленном к нему сегодня днём солярии. Мы встретились у станции метро, прошлись пёхом, и вот парадный вход института имени Баумана уже маячил перед взором. В этой обители науке мне бывать не приходилось. Я вообще в «приличные» места редко выбирался, воротило от них. – Уже начал подключать его к своим приборам. Поначалу думал все эти лампы убрать, а потом покумекал – мать моя женщина, так их же можно напрямую использовать для создания минус-поля! Там ведь без разницы, через какие источники в саркофаге возникнет пространственный вихрь. Почему его нельзя сделать с помощью света? Светом даже лучше, у него длина волны вполне подходящая, его там много, он мощный. В ближайшие дни вплотную возьмусь за работу.
– Ну и хорошо, – отвечал я. – Ты давай уж, оправдай возложенные на тебя надежды.
– Гарантировать, конечно, ничего не могу. Это не добыча угля, план не поставишь.
Мы вошли внутрь здания. Охранник вяло колыхнулся, потом узнал Костикова и ответил на его кивок едва заметным движением головы.
– А этот?.. – показал он на меня.
– Это со мной, – отозвался Никита.
– Записать надо.
– Записывай, – запросто так, снимая во мне напряжение, ответил Костиков. – Это аспирант, научную работу у меня пишет.
– А ректор в курсе, что он будет присутствовать? – открывал массивную тетрадь дотошный охранник.
– В курсе, в курсе! – убедительно вещал Никита. – Он сам и пригласил.
– Ничего мне не говорил.
– Ну правильно, скажет он тебе! Ты ж не заместитель ему.
– Как звать? – взглянул на меня пристально охранник.
– Канарейкин Валентин, – выдал я первое пришедшее в голову имя.
Вроде не запнулся. Охранник накарябал имя в тетради.
– Записываю: пришёл с Константиновым, – сообщил он весомо Никите. Мол, на тебе вся ответственность.
– Записывай, записывай! – махнул рукой Никита. – Слышал? – прикольнулся он, едва мы отошли от проходной. – Фамилию мою не помнит, а пишет чего-то. Клоун, блин.
Мы разделись в гардеробе и поднялись на третий этаж в достаточно просторную аудиторию. Точнее, пожалуй, в обыкновенный кабинет, потому что места для слушателей были здесь расположены не амфитеатром, как бывает – сужу по фильмам – в институтах, а на одном уровне с преподавательской позицией. Этот просторный кабинет был уже почти под завязку заполнен: бородатые, плешивые и очкастые мужики с благородной осанкой и мощными интеллектуальными морщинами, такие же высокомерные и несвежие дамы, а также кое-кто и помоложе, включая совсем уж зелёных юношей и девушек, видимо, избранных студентов, – все они сидели, ходили, негромко общались и явно пребывали в нетерпении, предвкушая встречу с необычным собеседником. Костиков кивнул некоторым, с парочкой поздоровался за руку. Мы уселись за самую дальнюю парту, она, на наше счастье, оказалась свободной, и принялись так же нетерпеливо ждать.
