– Нет, но мы можем посмотреть на то, что от них осталось. А ещё погулять по Константинополю, съесть по гиросу, покататься на автомобиле по Лаконии, посмотреть на Акрополь, руины древних театров… В общем, мне кажется, там есть что поделать.
– Ну тогда решено! Закончится война с белыми, закончится эта война с турками у греков, и всё, можем ехать в первый же отпуск.
– Ха! К тому моменту, может, Греция уже будет частью нашей мировой коммуны! Как и Турция!
– Думаешь? Мне кажется, что, несмотря на удалость нашей армии, мы остановимся на Польше и Финляндии. Всё же Ноябрьская революция провалилась, едва ли без Германии мы сможем зажечь пожар мировой революции. Скорее всего, остановимся в старых границах и будем мирно строить рабочее государство дальше.
– Как ты недооцениваешь товарища Троцкого.
– Кажется, что даже переоцениваю. Без обид к нему, но на должность командира всей Красной армии есть и кто-нибудь поумнее. Тухачевский, Ворошилов, Сталин, Дзержинский или…
– Брусилов?
– А хоть бы и Брусилов! Под его командованием служить было вполне неплохо! Уж лучше, чем с Алексеевым!
– Староват твой Брусилов.
– А кто из нас молод?
– Ох, ладно, не наши это заботы. Мы своё дело сделаем. Революция победит, а потом мы с тобой поедем в Грецию, что бы там ни было. Таков план.
– И он хороший, – сказал Йозеф, допив чай. – Но у меня есть план на более близкое время: сейчас ты хотя бы доешь первое, и пока ещё у нас есть время, пойдём немного прогуляемся, пока солнце высоко и допрашивать очередного свидетеля не надо. А то чует моё сердце, что с этим делом спокойствие нам ещё долго не светит!
– Что ж, этот план даже лучше!
Печать первая – Йозеф – И снова нехороший дом
– Дальше никого пускать не велено! Даже сотрудников ЧК! Карантин! – сказал красногвардеец в противогазе, поднимая ладонь вверх в призыве остановиться.
– У нас тут особое разрешение от товарища Дзержинского, – произнёс я и подал ему лист бумаги, который мне выдали в конторе.
Солдат на блокпосте долго всматривался в документ, а затем подозвал своего коллегу. Тот тоже долго смотрел на буквы и чесал лоб. Остановивший нас красногвардеец спросил:
– Ну, что там написано?
– «Особым разрешением главы Временного Чрезвычайного Комитета Ф. Э. Дзержинского, допустить сотрудников Особого отдела ВЧК Й. Ярузельского и Ф. Рокоша в любые зоны, находящиеся под карантинным надзором. Всячески содействовать в их рабочей деятельности и снабжать всей необходимой информацией». Вот что здесь написано. И подпись Феликса Эдмундовича стоит, – сказал его товарищ и отдал мне бумагу.
– Тогда, полагаю, вы можете проходить, – смущённо проговорил красноармеец, когда его сослуживец ушёл.
– Благодарю, – сказал я и, вдруг остановившись, решил спросить: – А у вас, в химвойсках, такое впервые?
– В смысле?
– Ну, карантин-заражённые…
– В Москве – да. В волостях что-то такое и раньше бывало.
– Да ну?
– Ага… – Он слегка потупил взгляд, а затем произнёс: – Быть может, вы мне не поверите, но такое частенько случается в деревнях, где ведьм казнят. Вот не понравится сельским местная ведунья, с ней что-нибудь учудят, а потом вся деревня вот так дичает. Как об этом узнают, так тогда деревню только сжигать и остаётся, ибо живых и разумных там уже нет. Ну, если к тому моменту сами одичавшие не сгниют. У них это быстро бывает.
– Надо полагать, что за колдунов считаются проклятые?
– Ну а кто же ещё-то? – он развёл руками.
