Комната с видом на волны - страница 37

Несмотря на все сомнения, дверь была на месте, а веточка в том самом положении, в котором он её закрепи. На этот счёт Бретт мог бы поклясться даже здоровьем своих родителей, если бы он, конечно, сумел вспомнить, живы ли ещё старики.

Ни дробовика, ни пистолета Бретт так в доме и не нашёл, а потому в качестве утешительных призов он прихватил с собой острый кухонный нож и тяжеленную пепельницу со стола в гостиной, предварительно выкинув из неё целый террикон серой пыли.

Честно говоря, нож Бретт взял с собой так, на всякий случай. Перебирая в своём воображении всевозможные сцены драк с бородатым Янгом, он так и не смог убедительно представить себя тыкающим человека куском заточенного металла. Даже беря в расчёт те дырки, которые Янг без особых угрызений совести проделал в нём из своего ружья.

Бретт занял позицию справа от двери так, чтобы когда последняя откроется, он оказался бы за ней. Оставалось только надеяться, что тот, кто выйдет наружу, не станет открывать дверь пинком. Бретт поухватистее взялся за боковину пепельницы, поудобнее прислонился к скале спиной и приготовился долго ждать.

Ждать действительно пришлось немало. Однако ждать сытым и тепло одетым было, можно сказать, даже комфортно. В этом состоянии был лишь один значительный недостаток – Бретта отчаянно клонило в сон.

Луна постепенно померкла, а тёмно-синяя ночная мгла растворилась в серо-голубом свете раннего утра. Солнце уже взошло, но в этих местах не было видно реального горизонта. Только горизонт, образованный линией гор. Поэтому солнечный свет был всё ещё рассеянным и сумрачным, куда более тусклым, чем свет полной луны этой ночью.

Бретт старался шевелить ногами, больно щёлкать по лицу перчаткой и ещё больнее бить себя по бедру углом пепельницы. Он, конечно, прекрасно знал о традиционном способе взбодриться в зимнем лесу, но воспоминания о той ночи, когда он сдирал со спины ледяную корку, постоянно заставляли его воздержаться от столь радикального приёма. Наконец он кивнул носом, словно соглашаясь с предложением передохнуть, и захлопнул глаза, но волна горячего страха буквально в ту же секунду выдернула его обратно. Он конвульсивно дёрнулся и с отчаянием понял, что засыпает и не в силах с этим бороться. Только тогда он всё-таки собрал горсть снега, зажмурился и хорошенько растёр им лицо. Снег обжёг его холодом, крупинки проскребли по коже, будто металлическая щётка, а моментально оттаявшие ледяные капли противно скользнули по подбородку прямиком за шиворот. Это отлично пробудило его ото сна. Но лишь на первые пять минут. А вот пришедшее следом согревание разморило его окончательно.

Крупные снежинки бесконечно медленно кружились в неподвижном воздухе. И лишь в самом конце своего долгого падения они ложились в пустые трещины асфальта. Он чувствовал каждую из них: миллионы острых иголочек от снежинок, касающихся километров его старой промёрзшей шкуры ребром, и миллионы мягких прикосновений от снежинок, ложащихся плашмя. Это была настоящая симфония импульсов: острых и мягких, острых и мягких, совершенно разных, абсолютно непохожих друг на друга…

Бретт ощутил колебание воздуха, будто на станции метро, мимо которой без остановки проносится локомотив с десятком вагонов. Он широко распахнул глаза и с удивлением осознал две вещи. Первая – он всё-таки умудрился уснуть. Вторая – прямо перед ним спиной к нему стоял человек с ружьём на спине. Стальная дверь уже снова была закрыта, а ствол ружья, уткнувшийся в небо начал описывать дугу. Справа налево. Человек с ружьём разворачивался к нему. Буквально выпав из сна и всё ещё ужасно плохо соображая, Бретт лишь дёрнулся вперёд и выкинул руку с пепельницей в направлении чужого затылка.