Комната с видом на волны - страница 8

Судя по всему, после того, как коттедж покинул его обитатель или обитатели, здесь вовсю шёл снег – вокруг дома Бретт не увидел ни единого следа, кроме следов своих вчерашних ковыляний. Никакого намёка на то, куда и на чём отправился хозяин дома и его возможные гости. Один факт был очевидным: несколько людей или один человек, они уходили в спешке.

Дом был не заперт, но это вовсе не являлось неопровержимым доказательством. Так среди охотников принято делать на случай, если кому-то другому понадобится место, чтобы отогреться, отдохнуть или переждать непогоду. Хорошая традиция, что и говорить. А вот непогашенный свет был отчётливым сигналом поспешности. Странно, что при такой спешке в коттедже не осталось каких-нибудь личных вещей: сумок, рюкзаков, менее охотничьей одежды, телефонов…

«Телефонов… – пронеслось в голове у Бретта, – Телефон, мать твою! Ну конечно! В этом доме обязан быть телефон!»

«Боже мой, ну что я за идиот!» – крикнул он вслух и ринулся внутрь.

Спустя полчаса Бретт разочарованно сидел на ступеньках у входа. Телефона нигде не было. Или он не сумел его отыскать. А может быть, единственный телефон в этом доме был спутниковым, и сейчас его сжимал в скрюченных пальцах хозяин, умерший от перитонита вот в том сугробе. В пятистах метрах отсюда. Чёрт!..

Бретт порывался отправиться искать телефон снова, но ему пришлось одёрнуть себя. Время бежало, и солнце ещё недавно, будто зацепившееся за гвоздь прямо над головой, теперь неотвратимо поползло вниз. Всё снова обрело тени.

Его следы, наполнившиеся синевой, точно воронки от бомбёжки грунтовыми водами, подсказывали Бретту направление, по которому он пришёл вчера к дому.

Он встал со ступенек, натянул шапку поглубже и зашагал вперёд.

***

Пронзительный визг тормозов несущегося на него поезда из монотонного и нарастающего превратился в прерывистый и значительно более звонкий. Пэй открыл глаза и в полутьме просторной отельной комнаты увидел расплывчатый огонёк входящего вызова на стационарном телефоне. Он пошарил рукой по прикроватному столику, нашёл очки жены, пачку сигарет и, наконец, свои очки, с усилием приподнялся на локтях и сел в кровати.

Второе октября. Двадцатое августа по лунному календарю. Лунный нравился ему больше…

Жена спала рядом. Её глаза закрывала широкая шёлковая маска кремового цвета, а из правого уха тянулась тонкая серебристая паутинка электронных шумогасителей. Даже три акта пекинской оперы и военный салют в честь дня образования республики были неспособны разбудить её в такой экипировке.

Пэй опустил ноги на едва прохладный плиточный пол и тот, будто ожив, начал быстро теплеть. Он по-утреннему неуклюже прошлёпал к телефону в своей красной пижаме, зажав сигареты в левой руке, и с неохотой взял трубку:

– Господин Лю, доброе утро! Вчера Вы заказывали разбудить Вас в шесть утра. Завтраки будут доступны в зале на втором этаже нашего отеля, начиная с семи часов, – девичий голос на той стороне провода был жизнерадостным и очень бодрым. А ещё не в меру быстрым и слишком старательно выговаривавшим каждый тон. У Пэя мгновенно разболелась голова.

– Эй.

– Могу я Вам как-то ещё помочь? Вызвать Вам такси?

– Нет, ничего не надо. Спасибо. Хорошо потрудились. А.

– Эй! До свидания, господин Лю! Эй!

– А. А, – сказал вполголоса он и повесил трубку, в которой всё ещё продолжали звучат уважительные «а» и «эй»3.

Он снова бросил взгляд в сторону спящей жены. Ничто в её облике не говорило Пэю о том, что она намерена проснуться хотя бы в ближайшие сутки. Дочка спала рядом с ними на отдельной кровати. Своей ночной экипировкой она полностью повторяла мать, с той лишь разницей, что маска у неё на глазах была чёрной, с мультяшным рисунком бешеных красных глаз, а ниточка ушных затычек ярко-жёлтой и тянулась не от уха к уху, а к цилиндрику цифрового плеера.