– Да что там заплатят-то? – простонала я, доставая из холодильника заветревший кусок колбасы и нарезая его тонкими кусочками, чтобы казалось побольше. – Не столько же, сколько я растранжирила. Господи, и когда только я поумнею?
– Когда меня будешь слушать, – важно ответил Дрюня.
– Вот, предлагаю реальный заработок.
– Какой еще? – насторожилась я. От Дрюниных предложений я уже старалась держаться подальше – и так хлебнула за свою жизнь.
– Я открываю новое дело! – сообщил Дрюня.
– Ха! – повторила я.
Дрюня уже столько раз открывал свое дело, и каждый раз это заканчивалось настолько одинаково плачевно, что меня уже начинало тошнить от однообразия. Дело в том, что будучи очень одаренным и творческим человеком, не лишенным авантюрной жилки, Дрюня при этом обладал таким разгильдяйством, безалаберностью и безотвественностью, что я по сравнению с ним могла прослыть образцом рациональности и практичности.
И, хотя я по-дружески очень любила этого шалопая, с которым мы провели вместе все детство и юность, но дел с ним предпочитала больше не иметь, ограничивая общение душевной беседой за рюмочкой-другой…
Другая, кстати, как раз подоспела.
– Напрасно отказываешься, – обиделся Дрюня, опрокидывая рюмку. – Верняк дело!
– Ладно, сама как-нибудь выкручусь… – уныло проговорила я. – Слушай, Дрюнь, а твоей Елене комбинезон не нужен случайно? Фирменный, классный! – я достала из пакета пресловутый комбинезон.
– Да ты чо? – воззрился на меня Дрюня. – Чтобы она такое безобразие напялила? Да я первый ее на улицу не выпущу!
– Сам ты безобразие ходячее! – обиделась я. – Ну, тогда, может, белье? – не теряла я надежды. – Очень красивое! О таком любая женщина мечтает, – добавила я, подумав, что вот есть, оказывается, такая оригиналка, которая мечтает от него избавиться.
– Ну это… Это действительно ничего, – крутя в руках комплект, бормотал Дрюня. – Это, пожалуй, можно и купить. За полтинник возьму, пожалуй…
– Что-о-о? – задыхаясь от возмущения, вскричала я. – За полтинник? Да ты знаешь, сколько это стоит?
– Сколько? – хмыкнул Дрюня. – Две тряпочки на ленточках!
Я не стала говорить, сколько выложила за эти «тряпочки на ленточках», чтобы совсем не прослыть идиоткой в глазах Дрюни.
– И вообще, – тут Дрюня пристально посмотрел на меня. – Что это ты с собой сделала?
– У меня новая прическа, сделанная в лучшем салоне города! – гордо сообщила я. – Классно, правда?
– Дерьмо! – со свойственной ему категоричностью заявил Дрюня. – Старая была куда лучше. И чего ты, Лелька, себя уродуешь?
Я уже собиралась достойно ответить этому грубому конюху, но в этот момент роджеровское скуление достигло своего апогея, и слышать это становилось невыносимо.
– Господи, что же мне, день и ночь это слушать? – рассердилась я. – Может, он жрать хочет?
Чертыхнувшись, я полезла в холодильник. Налив в металлическую миску супа, я поставила ее в углу в кухне и выпустила Роджера из его заточения. Он сразу начал скакать по квартире, не обращая внимания на предложенный обед.
Я поймала его и ткнула мордой в миску, но пес оказал отчаянное сопротивление.
– Да он же прокис у тебя! – подходя к миске и осторожно поднося ее к носу, сказал Дрюня.
– Как прокис? – удивилась я. – Не может быть!
– Ты когда его варила?
– Ну… Не помню, – честно пожала я плечами. – На той неделе где-то…
– Так уже эта кончается!
– Ладно, значит, обойдется сегодня без ужина! – бодрым голосом проговорила я. – Я вот не ем – и ничего!
