Профессор прошёлся по кафедре, глядя на тех, кто встал, словно пытался их запомнить. А те, кто встали, не знали, на пользу им это или во вред.
– Сядьте те, кто жил в городах, где были торговые центры.
Трое студентов остались стоять. Профессор встал напротив первого студента.
– Что Вы, мой дорогой, вспомнили? – профессор голосом выделил слово «вспомнили». В аудитории засмеялись.
– Я, видимо, слишком свободно понял инструкцию «плюс-минус». Зная своего отца, я думаю, он должен был что-то подобное сделать. Но теперь я не уверен, было или нет. Моё детство прошло в деревне, и торговых центров там не было. Но прямо сейчас я будто вспоминаю, что терялся на вокзале.
– Это чудесно. Вот так и работает наша память. Достаточно любого запроса, и если она не находит твёрдо зазубренных данных, то начинает выдавать в сознание что-то правдоподобное плюс-минус трамвайная остановка.
– Сергей Остапович, так есть память или нет? – спросил дотошный студент.
– Видите ли, память вроде как есть. Но как она функционирует, мы не знаем. Мы ещё только подбираемся к правильно сформулированным вопросам о памяти. Мы предполагаем, что есть краткосрочная память и долгосрочная. Долгосрочная память по своей структуре может оказаться похожей на сеть. Сеть, в которой информация связана ассоциативными линиями, и, потянув за одно, мы начинаем вспоминать или выдумывать другое. Эволюция нашего вида определила самый удобный, эффективный и не затратный с точки зрения хранения и передачи информации инструмент для запоминания, и вы все его хорошо знаете. Он с вами с раннего детства и, Бог даст, до глубокой старости. Что это?
– Блокнот, – сказал студент
Профессор от неожиданности поперхнулся.
– Покажись, – попросил профессор.
Поскольку студент не спешил вставать, а все, кто сидел рядом, оказывались под подозрением у профессора, то к стеснительному студенту стали поворачиваться головы соседей, не желающих нести солидарную ответственность. Одна голова. Две. Четыре. Студент понял, что сохранить инкогнито не получится. Встал.
– Сморозил.
– В некотором смысле ты даже прав. Но я имел в виду самую простую, банальную, с детства привычную историю. Мы так устроены, что запоминать, хранить и рассказывать истории для нас очень естественно. Вот Вы, молодой человек, что Вы думаете о девушках Вашей группы?
– Ну… Они классные, – сказал студент, краснея.
– Вы так думаете или знаете?
– Я так думаю, – честно признался студент.
– Верно. Потом Вы узнаете их ближе, и Ваше мнение может измениться. Господи, да кого я обманываю – стопроцентно изменится, – сказал профессор, и в аудитории раздался смех. Чем старше был слушатель лекции, тем увереннее он или она смеялся.
– Откуда Вам, молодой человек, известно, что они классные?
– Ну… это… как сказать… старшие товарищи рассказывали, – признался студент.
– Вот именно! Рассказывали! Рассказывали истории про девушек. История и есть носитель знания и форма хранения информации. Что и требовалось доказать. Мы запоминаем истории. Мы можем их сочинять и пересочинять заново. Мы можем ими делиться. А выглядит так, словно мы делимся воспоминаниями. Шкафа с памятью нет. Есть истории, которые мы помним, – сказал профессор, стоя в центре кафедры с поднятым вверх указательным пальцем.
