Конь Огненный - страница 13



– У меня есть основания им верить, – развел руками Данила Афанасьевич.

– Позволите узнать, какие?

– Мои крестьяне помогли им вытащить из болота их э… аппарат. Он стоит в сарае. Изволите взглянуть?

3. Английский костюм – и пистолет

«Но спор в Кейптауне решает браунинг

И англичане начали стрелять…»


– Примерно… не соврать бы, – Соболев сосредоточенно побарабанил пальцами по массиву письменного стола из дуба, которым, при нужде, вполне можно было подпереть Пизанскую башню, чтобы так уж не клонилась, – Году в девятом на Высочайшее имя пришло довольно забавное письмо от некоего Ивана Семчина, австрийского подданного, но жителя Львова. Он писал государю, что изобрел «машину до уничтоживания неприятельских крепостей, называемую «Обой». Я назвал письмо забавным, потому что этот Иван по-русски писал с большим трудом и такими дикими ошибками, что, понятно, письмо его государю никто не показал. Тем более, что заканчивалось оно тривиальной просьбой дать денег «дабы можно было соделывать модель…»

– Этот неграмотный Иван приложил какой-нибудь чертеж своей чудо-машины? – спросил Самара.

Глебу было очень трудно сосредоточится на разговоре, потому что окна квартиры, небольшой (по местным меркам) и огромной на взгляд Глеба, выходили на Лиговский проспект. Глеб то и дело отвлекался на то, чтобы посмотреть на неторопливо фланирующих дам под кружевными зонтиками (язык не поворачивался назвать их женщинами или, не дай бог, бабами) и суетливые пробежки каких-то мужичков в забавных головных уборах, похожих на помесь кепки с фуражкой. Из приоткрытого, по случаю летней духоты, окна доносились фыркание лошадей и смачная ругань извозчиков, в которой, не смотря на отменную нецензурщину, все же присутствовал некий столичный лоск… Петербург. Столица Российской Империи.

Этот Петербург отличался от того, который он знал, примерно так же, как ребенок в костюме медведя на утреннике отличается от настоящего зверя, встреченного в лесу. Все было иным. Все было подлинным, большим, давним, вросшим корнями в брусчатку мостовой и гранитные набережные. Это был именно Санкт-Петербург, а не бывший Ленинград. И это было для Глеба странным и непривычным. В деревне, у Данилы Афанасьевича, эти различия все же не так шибали по мозгам.

– Если это можно так назвать, – скривился Соболев, – вы же видели эти каракули? К ним прилагалось описание… Такой билиберды не изобретал даже месье Жюль Верн в своих романах! Естественно, технический комитет Главного Военного Управления, рассмотрев эти, с позволения сказать, чертежи, признал модель утопической и в просьбе отказал.

– Угу, – кивнул Глеб, догадываясь, что последует за этим.

– Неграмотный Иван оказался достаточно ушлым, чтобы пропихнуть свою идею кайзеру, – кивнул Соболев, – ну а тот, похоже, решил, как наш дорогой Данила Афанасьевич, что: «что-то в этом есть».

– Все это понятно, – влез Женя, которому надоело сидеть в углу, как примерному мальчику, и помалкивать, пока старшие занимаются важным государственным делом: толкут в ступе воду, – кайзер дал изобретателю денег и модель он «соделал». Видимо, удачно. Но при чем тут…

– Да не мог он ничего «соделать» – с досадой отозвался генерал. – Год назад он погиб.

– Сам?

– Странные вопросы вы задаете, юноша, – пожал плечами Соболев, – разумеется, помогли. Не могли же мы допустить, чтобы ЭТО… вылезло откуда-нибудь из-за кустов на наших солдатиков.