Людские вероломства, и клятвопреступленья, и словопренья лжи —
обречены на неудачу, едва лишь песнь свою заводят палаши;
Врывайтесь и умрите, псы, —
Я отрублю вам головы, хвосты! —
Был воин я, потом стал королём,
Не раз сражался я с врагами, и всё мне нипочём!
– Дорога королей
В мертвенной тишине, окутавшей коридор королевского дворца, тихонько пробиралось двадцать крадущихся фигур. Их бесшумные шаги, босые или обутые в мягкую кожу, не порождали ни звука ни на толстом ковре, ни на мраморной плитке. Факелы, стоявшие в нишах вдоль коридоров, мерцали ало-кровавым на кинжалах, мечах и остро отточенных топорах.
– Полегче! – прошипел Аскаланте. – Прекратите это проклятое громкое дыхание, кто бы это ни был! Командир ночной стражи удалил большинство часовых из этих залов и напоил остальных, но мы всё равно должны соблюдать осторожность. Назад! А вот и стражник!
Они отступили за скоплением вычурно изукрашенных колонн, и почти сразу же мимо размеренным шагом прошли десять гигантов в чёрных доспехах. Когда они смотрели на офицера, уводившего их с поста, на лицах гвардейцев отразилось сомнение. Этот офицер заметно побледнел; когда стража проходила мимо укрытий заговорщиков, было видно, как он трясущейся рукой вытирает пот со лба. Офицер выглядел молодо, и это предательство короля далось ему нелегко. Он мысленно проклял свою тщеславную расточительность, вогнавшую его в долги перед ростовщиками и сделавшую пешкой в руках интриганов-политиков.
Стражники с лязгом прошли мимо и скрылись в коридоре.
– Хорошо! – ухмыльнулся Аскаланте. – Конан спит без охраны. Поторопитесь! Если они поймают нас за его убийством, мы пропали, но мало кто поддержит дело мёртвого короля.
– Да, поторопимся! – воскликнул Ринальдо, и блеск его голубых глаз слился с блеском меча, которым он взмахнул над головой. – Мой клинок жаждет! Я слышу, как собираются стервятники! Вперёд!
Они помчались по коридору с бешеной скоростью и остановились перед позолоченной дверью, на которой красовался королевский символ Аквилонии – дракон.
– Громел! – рявкнул Аскаланте. – Открой мне эту дверь!
Гигант глубоко вздохнул и навалился всем своим могучим телом на панели, застонавшие и прогнувшиеся от удара. Он снова пригнулся и ринулся вперёд. С лязгом засовов и треском ломающегося дерева дверь раскололась.
– Внутрь! – взревел Аскаланте, охваченный стремлением завершить намеченное.
– Вперёд! – завопил Ринальдо. – Смерть тирану!
И вдруг все резко остановились и застыли. Перед ними стоял Конан – не нагой безоружный человек, разбуженный от глубокого сна для, чтобы быть зарезанным, словно овца, а бодрствующий и настороженный варвар с длинным мечом в руке, частично облачённый в доспехи.
На мгновение всё замерло – четверо мятежных дворян в проломленной двери и толпа диких волосатых лиц, толпящихся за ними, – и все они на мгновение застыли при виде гиганта с горящими глазами, стоящего с мечом в руке посреди озаряемой свечами комнаты. В этот момент Аскаланте разглядел на маленьком столике возле королевского ложа серебряный скипетр и тонкий золотой обруч – корону Аквилонии, и это зрелище свело его с ума от исступлённого вожделения.
– Вперёд, негодяи! – завопил разбойник. – Он один против двадцати, и на нём нет шлема!
Верно, киммерийцу не хватило времени надеть шлем с тяжёлым плюмажем или застегнуть боковые пластины кирасы, да и времени на то, чтобы снять со стены огромный щит, тоже не было. Тем не менее, Конан оказался защищён лучше, чем кто-либо из его врагов, за исключением Волмана и Громеля, полностью закованных в доспехи.
