– Вы там, пятеро, стерегите дверь!.. – завизжал Аскаланте, мечась возле края лязгающего стального водоворота. Он боялся, как бы Конан не прорвался сквозь ряды заговорщиков и не выбежал в коридор.
Негодяи подались назад все сразу – откуда им было знать, к кому именно обращался главарь, – а Конан, воспользовавшись мгновением передышки, метнулся к стене и сорвал с нее древний боевой топор, что висел там, никем не тревожимый, добрых полвека.
Стоя спиной к стене, киммериец обвел глазами готовое сомкнуться кольцо головорезов, а потом… потом прыгнул вперед, в самую гущу врагов. Обороняться? Еще чего! Каким бы погибельным ни было неравенство сил, Конан-варвар признавал только один вид боя – нападение!
В нынешних обстоятельствах любой другой воин уже давно бы погиб, да и сам Конан не особенно надеялся выжить… Но прежде чем пасть, он был намерен забрать с собой как можно больше врагов. Его варварская душа пылала восторгом смертного боя, и песни о древних героях отдавались в ушах.
Летя в прыжке от стены, он стремительным ударом разрубил одному из нападавших плечо и тут же наотмашь сплющил череп другому. Кругом ядовитыми гадюками свистели в воздухе чужие мечи, но смерть всякий раз промахивалась, пускай и на волосок. Киммериец двигался до того быстро, что глаз не успевал уследить. Он прыгал, крутился и стелился по полу, точно тигр в стае обезьян. Враги никак не могли попасть по нему, между тем как его топор знай выписывал смертоносные полосы и круги…
Начавшие отчаиваться убийцы в какой-то момент попытались просто смять его числом, загоняя в угол и вслепую осыпая ударами; однако им помешала их собственная численность, и, не совладав, они вновь отшатнулись, оставив двоих мертвецов лежать на полу немыми свидетелями ярости короля-варвара.
У самого Конана тоже кровоточили раны на плече, шее и обеих ногах, но он крепко стоял и был готов драться.
– Сброд! Проходимцы! – вскричал Ринальдо, срывая и отшвыривая прочь шляпу с пером. Его глаза безумно горели. – Вы что, бежать изготовились? Бежать и оставить жизнь деспоту?.. Покончим же с ним!
И он очертя голову устремился вперед, пытаясь то ли рубить, то ли колоть, но Конан, узнав его, ограничился тем, что коротким страшным ударом раскрошил у него в руке меч, после чего ладонью свободной руки отшвырнул поэта далеко в сторону. Почти сразу ему пришлось отмахиваться от клинка Аскаланте, и беглый вельможа спасся от свистящего топора только тем, что сложился вдвое и отлетел спиной вперед прочь. Опять закружилась хищная стая, и снова топор Конана запел свою смертоносную песнь… Вот какой-то нечесаный разбойник нырнул под удар и бросился королю в ноги, желая его повалить… С таким же успехом он мог бы ронять железную башню. Осознав неудачу, он вскинул глаза – как раз вовремя, чтобы заметить опускающийся топор… Больше он не успел уже ничего.
Именно в этот момент кто-то из его товарищей метко рубанул широким двуручником и рассек наплечник короля, ранив прикрытое им плечо. Кираса Конана немедленно наполнилась кровью.
Завидев это, Вольманa расшвырял своих товарищей вправо и влево и в победном нетерпении подскочил ближе, нацеливая смертельный удар в ничем не защищенную голову короля. Конан, однако, успел пригнуться, и вместо головы лезвие смахнуло лишь прядь его густых черных волос. Не теряя времени даром, Конан с разворота всадил топор во вражеские доспехи. Сталь беспомощно хрустнула, проминаясь и лопаясь под ударом, и заговорщик упал замертво.
