– Ты приходишь ночами, словно вор, – прокомментировал губернатор.
Понемногу уверенность возвращалась к нему, хотя он не забывал, что в пределах слышимости нет ни одного стражника. Но горец об этом знать не мог.
– Я взобрался на стену крепости, – рявкнул чужак. – Страж вовремя выставил голову над зубцами, мне оставалось ударить по ней рукоятью кинжала.
– Ты Конан?
– А кто ж еще? Я прибыл для переговоров с тобой. Итак, видит Кром, я здесь! Держись подальше от стола, а то я выпущу кишки!
– Я только хочу сесть, – ответил губернатор, осторожно опускаясь в кресло из слоновой кости, которое отодвинул от стола.
Конан непрерывно кружил по комнате, подозрительно поглядывая на дверь и пробуя ногтем острие длинного кинжала; он ступал иначе, чем афгулы, и, не прибегая к излишней восточной учтивости, сказал с грубоватой непосредственностью:
– У тебя семеро моих людей. Ты отказался принять предложенный мной выкуп. Чего же ты, демон тебя побери, хочешь?
– Поговорим об условиях, – осторожно ответил губернатор.
– Условиях? – В голосе пришельца появилась опасная угрожающая нотка. – В чем дело? Разве я не предложил тебе золото?
Чундер Шан рассмеялся.
– Золото? В Пешкаури столько золота, сколько ты отродясь не видал.
– Ты лжешь, – отпарировал Конан. – Я видел сук[1] золотильщиков в Хорусуне.
– Ну, больше, чем видел кто-либо из афгулов, – поправился Чундер Шан, – А это только капля в море богатства Вендии. Так зачем же нам жаждать золота? Было бы больше пользы для нас, если бы мы повесили этих бандитов.
Конан в сердцах выругался, его бронзовые мускулы напряглись, как канаты, а длинное лезвие задрожало в сжатой руке.
– Я расколю твой череп, как спелую дыню!
Глаза горца заблестели от гнева, но губернатор только пожал плечами, хотя и не отрывал глаз от сверкающего острия.
– Ты без труда можешь это сделать, а возможно, и скрыться. Но семерым пленникам от этого не будет легче. Мои люди непременно повесят их. А ведь это вожди афгулов.
– Знаю, – сказал Конан. – Все племя грызет меня, как стая волков: мол, я мало делаю, чтоб их освободить… Скажи прямо, чего ты хочешь, или – о Кром! – если не будет другого способа, соберу всю орду и приведу их к воротам Пешкаури!
Видя гневный блеск в его глазах, Чундер Шан не сомневался в том, что стоящий перед ним с оружием в руках варвар способен на это. Губернатор не верил, что даже самая многочисленная орда горцев сможет взять город, но вовсе не желал опустошения своей провинции.
– Есть одно поручение, которое ты должен будешь выполнить, – сказал он, подбирая слова осторожно, словно это были бритвы. – Ты должен…
Губы Конана искривились в волчьей гримасе, он отпрыгнул назад и повернулся лицом к двери. Острым слухом он уловил тихий шорох приближающихся шагов. В ту же минуту дверь внезапно распахнулась, и в комнату вошла стройная женщина в шелках. Она прикрыла за собой дверь и замерла, увидев горца.
Чундер Шан сорвался с кресла, ощущая, что его сердце подкатило к горлу.
– Деви! – безотчетно крикнул он, на мгновение потеряв голову.
– Деви! – как эхо повторил варвар.
Губернатор заметил блеск в глазах Конана и понял его намерения. Крикнув в отчаянии, схватился было за меч, но горец двигался с убийственной быстротой урагана. Он бросился на губернатора и ударом рукоятки кинжала по голове свалил его на пол, потом сгреб мускулистой рукой онемевшую Жазмину и прыгнул к окну. Чундер Шан, в отчаянии пробуя подняться, какую-то минуту еще различал его на фоне неба, трепещущие ткани, отчаянные взмахи рук схваченной им Деви…
