З. Д. Попова и И. А. Стернин (с. 85–86) в качестве подтверждения своей точки зрения пишут, что:
• нет, например, понятий для обозначения таких сущностей, как «ледяная дорожка на тротуаре, по которой можно, разбежавшись, прокатиться зимой»; «говорить умные вещи»; «сухое вещество, собирающееся в уголке глаза»; «тот, кто раньше с нею был» (В. Высоцкий) и др.;
• есть, например, специалисты по разведению животных: кролиководы, животноводы, овцеводы и т. д., но нет понятий для обозначения специалистов по разведению воробьев, носорогов и крыс, поскольку эти профессии не востребованы.
То, что авторы перечисляют в первом пункте, изначально, то есть до появления этих построенных авторами фраз, не было репрезентировано концептами, а представляло собой лишь преимущественно чувственные репрезентации окружающей реальности. Причем репрезентации, не достигшие в человеческом сознании статуса сущностей.
В первом пункте авторы выделили и сформировали с помощью языковых конструкций репрезентации неких новых сущностей, «возведенных» авторами «в ранг» новых объектов окружающего мира. Как и бесчисленное множество других подобных «потенциально возможных» сущностей, до момента своей концептуализации, то есть выделения и обозначения словом, они были чувственно репрезентированы в сознании как нечто присутствующее в окружающем мире в качестве чувственного фона. Но они не были конституированы сознанием в качестве фигур – объектов этого мира, так как не были выделены и обозначены. Они не имели статуса концептов, потому что общество не сочло необходимым соответствующие сущности выделять, обозначая их особыми именами.
Относительно второго пункта: дело тоже не в том, что нет обозначения для подобных «специалистов», а в том, что в реальности нет таких специалистов. И именно поэтому нет и соответствующих концептов. Если бы в окружающем мире были подобные специалисты, то, вероятнее всего, появилась бы и потребность в их обозначении, а следовательно, и соответствующие репрезентирующие их редуцированные понятия. Формирование новых сущностей в сознании и обозначение их новыми словами происходит в абсолютном большинстве случаев не по произволу людей, их желанию или нежеланию, а в силу необходимости.
О появлении нового концепта можно говорить только тогда, когда общество признало существование некой сущности, репрезентируемой психической конструкцией, которая обозначена новым словом. До этого речь может идти только о психических конструкциях, лабильных, не выделяемых людьми среди прочих своих психических конструкций, а следовательно, не очень важных. Е. С. Кубрякова (1991, с. 95), например, совершенно справедливо утверждает, что слова самим фактом своего существования в языке отражают концентрирование внимания человека на определенном объекте и существенность для него этого объекта по тем или иным причинам. Я дополню, что именно образы слов маркируют важные для людей психические конструкции, превращая их в заметные всем и потенциально доступные теперь передаче между людьми концепты.
Новый концепт появляется, когда у общества возникает потребность выделить и обозначить некую новую, имеющую для него значение сущность. Ее конституирование или конструирование осуществляется в результате ассоциации психической конструкции, репрезентирующей новую сущность, и образа специально созданного для ее обозначения слова
