Игорь Михайлович припомнил, что уже в машине травмированный очнулся, видно лекарства все-таки подействовали, на какое-то время пришел в себя. Он попросил воды и, поскольку таковой не, оказалось, довольствовался талым снегом. После этого бригадир отяжелел, что-то забормотал и глухо выматерился.
– Доктор, вся грудь, бля, огнем горит, – пожаловался он. – Нет, ли чего выпить? Помоги, других лекарств не надо. Огонь огнем тоже гасят.
Балашов достал флакон со спиртом для инъекций, прикинул содержимое на глаз, грамм эдак 50, не больше. Это, что слону дробина… И тут он вспомнил о портативном стерилизаторе для игл, доверху наполненном 96-градусным спиртом.
«Там наверняка все 150 будет, – обрадовался он. – И если слить все вместе, стакан наберется». Так дробно, небольшими порциями, дрожа над каждой каплей, он влил в воспаленный жадный рот Леонтьева весь имевшийся в наличии спирт. Оставшаяся дорога показалась ему длинной и бесконечной. Довезя бригадира до больницы живым, Балашов сдал его дежурным хирургам, уже готовым к операции… А еще через неделю, на врачебной конференции все услышали лестные слова, сказанные в его адрес заведующим хирургическим отделением многоопытным Петром Евгеньевичем:
– В сложной ситуации, коллеги, доктор Балашов не растерялся, с максимальной пользой использовал имевшийся у него и, оказавшийся спасительным, спирт. Тем самым в значительной мере облегчил шоковое состояние больного. Представьте, у этого Леонтьева оказались сломанными 22 ребра из 24, причем имелись двойные переломы. Как он выжил, для меня и теперь остается загадкой. Правда, парень оказался с поистине богатырским здоровьем, еще молодой, ему на днях ровно тридцать и стукнет…
После той памятной ночи Игорь Михайлович видел Андрея Леонтьева еще пару раз. Месяц спустя, когда он выписывался из больницы да следующим летом на футболе. А еще через год, пройдя специализацию по кардиологии, Балашов вместе с семьей покинул провинциальную Шумерлю, переехав во Владимир.
Ресторан «Черная пантера», в который Леонтьев пригласил Игоря Михайловича, находился на Садовом кольце, неподалеку от Курского вокзала. Свободных мест в двух просторных залах почти не было. Из разговоров Балашов понял, что не только они, но и многие решили таким образом – в тепле застолья скоротать время. Рядом уже слышались тосты, шутки и анекдоты, женский смех, официанты сбивались с ног, обслуживая разом нагрянувших посетителей.
– Если, что и произойдет, наверняка услышим, – неудачно сострил приятель Леонтьева, представившийся Романом Александровичем. Худощавый, с темной в проседи шевелюрой, в модной черно-белой косоворотке с металлическими пуговицами и безукоризненно сшитом «клубном» пиджаке из клетчатого твида, быстротой движений и блеском глаз он напоминал цыгана. Родом же, как выяснилось позже, происходил из той же Шумерли.
Протянув девушке, принявшей заказ, три сотенные купюры Леонтьев мягко попросил: – Обслужи, милая, поскорее. У нас по ходу не более двух с половиной часов, так что тащи все разом. И горячее тоже. Быстро обернешься, бабки удвоятся.
Первый тост Леонтьев торжественно и длинно провозгласил за здоровье и врачебную профессию Игоря Михайловича. А уже получасом спустя, когда с азартом приняли по второй рюмке марочного армянского коньяка (щедрые чаевые, похоже, сработали), их стол ломился от изобилия яств с разными блюдами и закусками.
