Проведённые профессором Чесноковым исследования убедительно показали, что он был единственным русским завлабом в Кристаллологическом институте.
Кроме Никиты Никитича, нашего героя в лаборатории окружали и другие незаурядные и яркие личности. И – это совсем неудивительно, – в науке таланты не редкость!
Вот, например, два интересных человека, которых профессор Чесноков привёз с собой в Москву из родной захолустной провинции: ведущий научный сотрудник Казимир Леонардович Шеховский и старший научный сотрудник Пахом Пахомыч Тамбуренко.
Казимир Леонардович – шустрый и энергичный обрусевший поляк – был одногодком, большим приятелем и правой рукой профессора Чеснокова. Шеховский пил уже точно от избытка таланта, никаких других причин для пьянства у него, как было всем известно, не имелось. Раньше, получая в институтской кассе зарплату, он не доносил её до своей семьи и, в результате, как правило, на несколько дней куда-то исчезал (не было его ни на работе, ни дома); хотя он всегда потом появлялся в отличной моральной и физической форме. В последнее время, однако, жена Казимира Леонардовича держала его в сухом теле. Договорилась с бухгалтерией института и стала получать мужнин заработок к себе на сберкнижку. От такого исхода дела Шеховский всё больше и больше грустнел, и научное вдохновение его стало было иссякать; однако, Никита Никитич друга в беде не оставил и начал каждое утро выдавать ему из своей заветной (никогда не пустеющей) колбы такую же, как и себе, стограммовую порцию живительной влаги. В результате всё пошло к лучшему: Казимир Леонардович уже больше не исчезал, да и вдохновение к нему потихоньку вернулось.
Пахом Пахомыч Тамбуренко – довольно болтливый и очень тощий хохол, лет сорока пяти – тоже был алкоголиком и также был удостоен чести пить из профессорской колбы; а, выпив, боялся идти домой, где его ждали жена с дочкой, – поэтому часто засиживался в лаборатории допоздна и выдавал порой из-за этого выдающиеся научные результаты.
Большим другом Тамбуренко был лабораторный техник, тридцатилетний Федя Коньков, пивший умеренно и, преимущественно, пиво, – до двенадцати полулитровых бутылок «Жигулёвского» в выходной или праздничный день. На все руки мастер, да, вдобавок к тому, ещё и философ, Федя считал, что в жизни всё предначертано заранее, и, что каждого из нас «где-нибудь за уголком тихонько поджидает свой пиздец», то есть был фаталистом. Согласно Феде, – так как пиздец всё равно неотвратимо наступит, следует жить себе тихо, заниматься своим делом и не волноваться. Непоколебимое спокойствие этому лабораторному мыслителю приносило не только дело, то есть научно-техническая работа, но и хобби – на своём дачном участке он разводил огромные помидоры всевозможных форм и окрасок. Фединой гордостью был выведенный им сорт чёрных томатов в форме крупных (сантиметров двадцати в длину и сантиметров пяти в диаметре) пенисов. Пару таких помидоров он однажды принёс в лабораторию для дегустации.
Коньков и Тамбуренко были изрядно симпатичны нашему герою, и он находился с ними в весьма приятельских отношениях, но подружиться окончательно не мог, так как не любил ни спирт, ни пиво, предпочитая им хорошее сухое вино.
Ещё один заметный член коллектива лаборатории начал работать в ней ещё до прихода Никиты Никитича. Это был ведущий научный сотрудник Алексей Платонович Поросёнкин – маленький, кругленький человечек, лет сорока пяти. Он носил миниатюрные овальные очочки с толстенными линзами и имел рыжий, плешеватый ёжик волос на большой, учёной голове. Он совсем не пил и кроме незаурядных научных способностей всегда проявлял, как он выражался, «тягу к бизнесу».
