Тарасов встал с нар и схватил Проскурина за грудки.
– Ты, Проскурин, выбирай выражения. Может, расскажешь, как ты попал в плен?
Они стояли друг перед другом, словно два петуха перед дракой.
– Ты, Михаил, не буравь меня глазами, на мне узоров нет. Ты не бойся: ни тебя, ни твоих товарищей я не выдам.
Он отпустил лацканы его шинели.
Проскурин сплюнул на пол и отошел в сторону. Он явно был огорошен этим ответом и, по всей вероятности, жалел о заданном Александру вопросе.
– Тарасов! Срочно в комендатуру, – громко крикнул старший по бараку. – Давай, поторапливайся. Господин комендант не любит ждать.
Александр натянул шинель и, шатаясь, медленно направился в комендатуру. Каково же было его удивление, когда в кабинете коменданта, помимо двух незнакомых ему офицеров в серо-зеленой армейской форме, он увидел веселое лицо Ивана Проценко. Тарасов хотел доложить коменданту о своем прибытии, но тот махнул рукой и молча, покинул кабинет. Александр переводил взгляд с одного офицера на другого, ожидая, кто первый из них его о чем-то спросит. Немцы внимательно смотрели на него, словно изучали какой-то исторический экспонат. Молчание прервал офицер небольшого роста с заметным животиком.
– Значит, это и есть тот самый Тарасов? – произнес он, то ли обращаясь с этим вопросом к Проценко, то ли непосредственно к нему.
– Да, господин майор, – произнес Иван, – это и есть тот самый человек, который помог мне бежать из заключения, а затем помог перейти линию фронта.
Один из немцев подошел к Александру и на ломаном русском языке задал вопрос.
– Нам стало известно от этого человека, что ваша жена работает на Казанском пороховом заводе. Это действительно так?
– Раньше работала, господин офицер, а сейчас не знаю. После моего ареста могло многое измениться.
– Скажите, Тарасов, что же все-таки заставило вас перейти линию фронта?
– Желание жить, господин офицер, и ничего более, – словно на экзамене, громко произнес Александр.
Немцы переглянулись между собой.
– Служба безопасности рейха считает вас русским разведчиком. Вы знаете об этом?
– Не знаю, господин офицер, они мне об этом ничего не говорили. Мне кажется, что они в любом русском видят врага. Это вполне естественно: идет война.
Один из офицеров открыл папку и протянул ее другому офицеру. Тот, прочитав документ, сказал:
– Тарасов, я сейчас ознакомился с документом, составленным службой безопасности. Ваша фамилия находится среди тех, кто подлежит ликвидации. Здесь написано, что вы командовали ротой.
Тарасов побледнел. На его лбу выступила испарина.
– Господин офицер, я не знаю, почему я оказался в этих списках. Я не враг Германии и переходил линию фронта с надеждой, что смогу сохранить свою жизнь, а выходит, я ошибся и опрометчиво поверил Ивану, который рассказывал мне о сытой жизни в Германии. Что ж, за ошибки нужно…
– У вас еще будет время переговорить на эту тему со своим товарищем. Если хотите жить, то подпишите вот этот документ. Это ваше согласие на сотрудничество с германской разведкой.
Александр взял ручку и, не читая, подписался.
– Теперь вы можете пообщаться с товарищем. Затем вас покормят и отправят в одну из наших разведшкол. Вы меня поняли?
Тарасов кивнул. Когда из кабинета вышел офицер, он обнялся с Иваном.
***
Проценко долго рассказывал Тарасову о своих приключениях: о том, как проходил проверку, как некоторое время сидел в гестапо. Из его рассказа Александр понял, что их переход через линию фронта был воспринят немецкой разведкой неоднозначно. Многие из Абвера считали, что их побег из заключения был спланирован и организован НКВД, а сам Проценко был перевербован советскими чекистами.
