– Александр Тарасов. Я из Казани. Ты не скажешь, какой сегодня день?
– А Бог его знает, – ответил Михаил. – У меня все дни перепутались, да и какая разница, какой сегодня день.
– Если сегодня двадцать третье февраля, то я поздравляю тебя с праздником Красной Армии.
Михаил присел около его ног и тоже взглянул в дальний угол барака.
– Знакомый, что ли? – спросил у него Александр. – Странный он какой-то. Остановился около меня, посмотрел и, ничего не сказав, отошел.
– Да какой знакомый? Сволочь он! Я случайно услышал, что они хотят сообщить завтра немцам, что ты якобы был командиром роты в их батальоне.
– Вон оно что. А я-то подумал, что он меня перепутал с кем-то. Ты знаешь, Михаил, я никогда не был командиром, да и образование у меня всего-то три класса.
– Это не столь важно, немцы разбираться не станут, расстреляют и все.
– Что мне теперь делать? – спросил Тарасов. – Что посоветуешь?
– Давить его нужно, как вошь, другого выхода нет. Поверь, завтра будет поздно. У меня есть на примете два человека, которые готовы уничтожить этого предателя. Могу я рассчитывать на тебя, Саша?
– Конечно. Какие вопросы.
– Хорошо, тогда жди моего сигнала.
Проскурин встал с нар и направился к выходу из барака.
Все произошло ночью. Тарасова толкнул в бок один из заключенных, и они, осторожно ступая, направились вдоль нар.
– Вот он, – тихо произнес мужчина и указал рукой на спящего человека.
В бараке было темно, и Александр не сразу признал военнопленного, который подходил к нему.
– Держи его ноги, – полушепотом приказал ему напарник. – Держи крепче, чтобы не дергался.
Тарасов навалился на ноги спящего военнопленного. Тот попытался вскочить с нар, но Александр крепко держал его.
Он не сразу понял, что человек мертв.
– Все, уходим, – все также тихо прошептал ему на ухо мужчина, и они быстро и бесшумно растворились в темноте барака.
***
Александр открыл глаза. Перед ним стоял Проскурин и смотрел на него.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он Тарасова. – Ты всю ночь стонал и многим не давал уснуть.
– Значительно лучше. Боль постепенно уходит. Может, поправлюсь окончательно, ведь скоро весна.
Александр впервые за все это время улыбнулся.
– Спасибо, Михаил. Я тебе многим обязан.
– Ты не меня благодари, а господа Бога. Это он наградил тебя крепким здоровьем. Скажи, Саша, откуда у тебя шрам на лице?
– Шрам? Это – след молодости, – соврал он. – Любил драться, вот и заработал отметину.
Михаил усмехнулся. Он сразу понял, что Тарасов врет.
– Саша, можно я задам тебе еще один вопрос? – спросил он. – Ты согласился на сотрудничество с немцами?
Александр, молча, посмотрел на него.
«Почему он меня об этом спрашивает? – подумал он. – Неужели он провокатор? Ведь это фильтрационный лагерь, в котором основную массу составляют бывшие солдаты и офицеры советской армии, которые добровольно сдались на милость немцев».
– Тебя на днях водили к коменданту лагеря. Оттуда редко кто возвращается.
Он продолжал буравить его своим взглядом, ожидая ответа на свой вопрос.
– Ты, почему об этом спрашиваешь, Проскурин? Сам-то, какой путь выбрал? За то, что ты сделал для меня, я уже тебя поблагодарил. Что еще тебе надо? Ты хочешь, чтобы я с криком «За Родину!» или «За Сталина!» поехал в Освенцим?
Михаил выслушал его реплику.
– Я думал, что спасаю человека, а ты оказался самой обыкновенной сволочью, как и тот, кого мы задушили этой ночью.
