– Так может это и был Кирзавод? – вопрошаю я супруга, имея ввиду мрачные здания, которые мы уже проехали.
– Нет, Кирзавод дальше, – Сила немногословен. Он держится за руль так, словно мы едем по минному полю, и замысловато матерится, применяя, на мой взгляд, несочетаемые суффиксальные и приставочно-суффиксальные способы образования слов и сложнейшие, в зависимости от величины очередной ямы, деепричастные обороты.
Почему мы отправились на Кирзавод на маленькой тойоте, а не на уазике, непонятно. Это был наш промах, который мы поняли, когда развернуться было уже невозможно, мы ехали по одной длинной непрерывной луже с кочками, следом за ныряющей перед нами иномаркой, а за нами хвостом пристроились другие машины, навстречу ехали такие же несчастные, как и мы, и обочин у этой так называемой дороги не было как таковых. Тут я понимаю, что будь в этом самом Кирзаводе хоть щенок крокодила без документов, он все равно будет нашим.
Преодолев полосу препятствий, мы въезжаем в довольно милый поселок из десятка двухэтажных деревянных домов. За ними сразу же начинается тайга. Нас встречает худая нервная женщина, хозяйка щенков курц-хаара. Её муж на работе, а щенки – вот они, тут. Документы тоже в порядке, вот они. Мне кажется, что женщина готова к щенкам с документами приложить и денег, лишь бы мы забрали их всех.
Сила Никитич присаживается на корточки рядом с щенками. Их двое, а было семь или восемь. Я почти не слышу, что говорит женщина, потому что основным фоном идет лай собаки.
– Это их мать, хотите посмотреть? – мы хоть ещё только начинающие собачники, но где-то слышали, что при выборе щенка полагается смотреть не только документы, но и взрослую собаку. Но согласия от нас и не требуется. Мы все равно друг друга не слышим. Муж играет с щенками, я любуюсь на мужа. Он похож на ребенка. Оказывается, я так редко вижу его улыбающимся…
Женщина идет к закрытой двери, из-за которой доносится лай, и выводит мамашу прекрасных щенков. Да, именно так я всегда представляла собаку Баскервиллей.
Я прячусь за широкую спину мужа и нащупываю рукой входную дверь. Если хозяйка не справится со своей собакой, дверь лучше заранее приоткрыть. Крик ужаса застыл у меня в горле. Вот где пригодилось бы умение визжать, зря я не научилась в детстве.
Муж, наконец, поднимает глаза и видит эту Баскервилль.
Женщина, поняв, что если я выскочу за порог, то убедить моего супруга взять щенка будет сложнее, быстро запихивает собаку обратно на кухню. Я, как в минуту смертельной опасности, успеваю заметить все в мельчайших подробностях: и обгрызенную дверь, и выцарапанный линолеум, и налитые кровью глаза, и слюни в уголках пасти, и много ещё каких мелочей навсегда отпечатывается в моем мозгу.
– Это она волнуется, что щенков отдаем, это у неё первый помет, – кричит женщина. Она прибавила голоса и темпа, и теперь легко перекрикивает собаку.
Ей удается объяснить моему мужу, что её муж ходит на охоту только с этой их легавой собакой, какая это прекрасная охотничья собака, они решились завести щенков и «отца» щенков привозили из Питера, и если кому-то нужна настоящая охотничья собака с родословной, то вот они, щенки от такой собаки. «Надо брать» – однозначно думает Сила, я это вижу по его затылку. Он берет одного из щенков на руки.
– Нет, отдаем не этого, – женщина тут же забирает щенка и всучивает другого.
– Эх, тот был лучше, – говорит мне раз за разом Сила Никитич, вот уже на протяжении шести лет, – наш-то Гаврюха последний был в помете, самый слабый, тощий, а тот был крупнее, настоящий такой пацан.
