– Скажи, это ты ночью стоял у окна? – спросила, уставившись на него в упор.
– Конечно, я. А кто же ещё? – не сразу ответил Виктор, машинально, по профессиональной привычке привязывая её вопрос к происшедшему. – Да, то я стоял у окна. Думал, не заметишь.
Но Ольга поняла, что у окна ночью стоял всё-таки не он. По глазам поняла.
Первое время, когда они только поженились, Ольга никак не могла привыкнуть к ожиданиям. Ночами не спала, считая каждую минуту, рисуя в воображении самые ужасные картины. Пробовала даже поставить вопрос ребром: или семья – или работа. Но тут же, встретив его ласковый и неумолимый взгляд, понимала – не надо об этом.
Нет, не смог бы Виктор расстаться с этой работой только лишь потому, что она такая хлопотная и опасная. С детства подружился он с природой, и с тех пор не расстаётся с ней. Для этого и учился он делу, которое главным образом приложимо к природе – лесу, тайге, воде, животному миру.
Мы плывём по шумной реке Оле. Позади беспокойная, бессонная ночь. Утро свежее, прохладное, но всё равно хочется спать.
– Слушай, давай поспим немного, а? – предложил я Виктору.
Ему-то спать не хочется, точнее – нельзя, но он с готовностью согласился:
– Давай поспим, – и первый повалился на дно лодки.
Но как только я упал и тут же провалился в долгожданный сон, он встал и пошёл осматривать берег.
На следующий день мы вышли в открытое море на мощной моторной лодке. Ясным, теплым утром, когда восходит солнце и золотистая галечная коса пахнет свежим прибоем и тонкими примесями ранней осени – в этот час море дышит вечным покоем. Берег – тонкая коса – уже не виден. Но за бортом нас всё равно видят: то тут, то там высовываются из воды гладкоголовые нерпы. Подними руку – они тут же играючи нырнут в зеленую глубину, и… жди их с другой стороны.
Дребезжащими шлейфами проносятся над головой гуси. Сердцу настоящего охотника, не видевшего такого богатства, стало бы плохо. А Виктор смотрит на мои удивлённые глаза и понимающе улыбается.
Гаги, бакланы, мартыны, топорки появляются всё чаще, и Виктор достаёт бинокль и всматривается в то место, где кружат птицы.
– Кит! – кричит он, приподнимаясь с сиденья. – А вон ещё… бери, смотри, – протягивает он мне бинокль.
Киты уходят вправо, пересекая наш путь, степенно, как ни в чём не бывало, пуская серебристые фонтаны. Теперь их видно уже простым глазом…
Кажется, и я уже начинаю привыкать к тому, что всё время на нас кто-то смотрит, и после трёхчасового плавания лишь бездвижно слежу за тем, что делается впереди. Да и к нам, наверное, тоже привыкают. Те, что за бортом. Вот одна нерпочка неуклюже выкарабкалась на небольшую льдину и растянулась на солнышке. Увидев нас, решила нырнуть в воду, но потом раздумала и с любопытством провожала нас взглядом.
Тюлени более солидные, степенные. Не мельтешат, а группами выбираются на льдины и, судача что-то по-своему, ревут по-львиному. Рёв раздаётся со всех сторон. Мой рулевой слушает этот рёв спокойно, со сдержанностью бывалого шкипера, хотя душой он охотник. Его больше занимает то, как я реагирую на всё это.
Теперь, в открытом море, нас всюду сопровождают белые льды, как белые лебеди-великаны. И не только лебеди. Вот на нас угрожающе ползёт зелёная гигантская черепаха, то и гляди – подомнёт под себя нашу лодку. А вот белая жирафа… ледяной верблюд… Невероятно, но мы видим белоснежный профиль прекрасной Нефертити!
