Конфиденциальный разговор. Рассказы и повести - страница 19
И вот эта смелая и сильная девушка подходит к костру. Следом – олени.
– Гуля! Хорошая Гуля. Давай чаю налью, – предлагает бригадир, не находя себе места от радости.
– Да я сама, – улыбается Гуля, садясь на бревно.
– Гуля, поешь мяса.
– Гуля, давай я сниму с тебя сапоги.
– Гуля, а мы уже плакали.
Оказывается, Гуля невысокого роста, просто, по-мальчишески одета, волосы подстрижены под горшок. Глянешь на неё – сразу прячет лицо, смущается. Вместо бойкости, что свойственно смелым людям, какая-то робость.
– Как же ты, бедная, выбралась сама? – спрашиваю у девушки.
– Очень просто. Просыпаюсь – над головой яркие звёзды. Вот и вывели они меня к стойбищу.
– Откуда ты знаешь, как ориентироваться по звёздам? – удивляемся мы.
– С детства, – смеется Гуля. – Я же мечтала об астрономии. У меня и сейчас есть карта небесного свода, путеводители всякие, книги. И до сих пор волнуюсь, когда читаю что-нибудь или слышу о других планетах.
– А как быть с ветеринарией?
– Она на меня тоже не в обиде. Своего добилась: я люблю эту работу.
Мы идем вслед за стадом. Оленей много. Вышагивают гордо, с высоко поднятыми головами. Я спрашиваю у девушки:
– А почему тебя зовут Гуля? Ведь ты Галина Гущина.
– Меня так зовут с самого детства. Еще в детдоме ребята дали мне это имя. Мне оно нравится.
Впереди, на склоне сопки, сверкает под солнечными лучами наледь.
– Ведь правда, наледь похожа на большой белый корабль? – замечает Гуля.
– Правда, – говорю я.
Тишина. Такая тишина, что можно услышать таёжную песню.
– Гуля, ты что-нибудь слышишь?
– Слышу! – обрадовалась Гуля. – Музыка какая-то… Она напоминает мне тихую летнюю ночь.
Я сам был пастухом и знаю, какие удивительные песни поёт тайга. Только это было давно, в детстве, и в таких краях, где цветов чуть ли не больше, чем травы. И вот здесь, на Колыме, я снова музыку таёжную услышал. И этим я обязан Гуле.
Свидание с Гизелой
(фэнтези)
Так всегда. Когда мне очень плохо, когда муторно на душе, когда опостылел родной город, в последнее время такой захламлённый, неумытый, раздрызганный, я спешу выбраться из него подальше в горы – в моё тайное давнее убежище, где я могу в полном одиночестве, в природной тиши отдышаться, успокоиться, хорошенько, без суеты подумать о том, как жить, а точнее – выжить в наше дикое, смутное время. Как снова собрать все свои душевные силы и всё же дописать свою неоконченную повесть?
Вчера, когда я шёл на работу, мне неожиданно почудилась осень. Кругом машины, прохожие, сверкающий асфальт. Поблизости ни дерева, ни веточки, ни даже завалящего листочка. И вдруг почувствовал запах осени. Настолько явственно, что я остановился в приятном удивлении и стал искать вокруг себя каких-нибудь признаков осени. Но во дворе только июнь, и на Крайнем Севере в это время не может быть и речи об осени. Значит, мне просто показалось. Значит, это сигнал к тому, что мне пора взяться за перо…
Пора, пора. Коль уж и осень почудилась, то непременно пора. Сколько же прошло с тех пор, как ничего не пишу? Вечность. И ведь почти уже успокоился. Первое время что-то ныло внутри, просилось наружу, на волю. Героиня начатой повести преследовала меня везде и всюду, даже во сне. Она просила, умоляла, кричала, чтобы я выпустил её в люди. Потом… Потом, разочаровавшись во мне, постепенно отошла, исчезла, словно растаяла.
Я закрутился в вечной житейской суете. Всё некогда, некогда писать. А сюжеты напирают. Если же появится свободный час или даже целый день – сам уже увиливаю, оттягиваю встречу с ней, с моей героиней, ищу себе неотложное занятие. Лишь бы была отговорка. Лишь бы найти себе оправдание перед внутренним судьёй. Оправдываюсь даже тогда, когда целыми сутками шатаюсь с ребятами на рыбалкае. А мой судья мне говорит: