Конструирование состава преступления: теория и практика. Монография - страница 13

, Д. А. Ковачев^>[71], С. С. Алексеев^>[72]). Эта позиция представляется правильной, но и она, на наш взгляд, нуждается в развитии и дополнении. Сторонники узкого понимания законодательной техники отмечают, что она не относится к содержанию права. Еще Р. Иеринг подчеркивал, что вопрос о материальной пригодности права не принадлежит к технике права^>[73]. А. В. Наумов полагает даже, что исключение содержательно-правового аспекта вообще является главным в подходе к определению законодательной техники^>[74].

Нам эти высказывания представляются верными в том смысле, что законодательная техника не участвует в выработке существа правовой нормы, т. е. в формировании законодательной воли. А что касается содержания права, то к нему упомянутая техника, как представляется, имеет самое прямое отношение. Как уже отмечалось, механизм правотворчества включает, на наш взгляд, три базовых компонента: 1) формирование законодательной воли; 2) перевод законодательной воли в содержание и структуру уголовного права; 3) перевод законодательной воли во внешнюю форму уголовного права.

Законодательная воля определяет существо правового решения, представляет собой замысел творца права, который он хочет воплотить в содержании права. И воплощение этого замысла так же не лишено технического субстрата, как и процесс внешнего оформления права. Так, при формировании идеи запретить под страхом наказания какое-либо деяние учитывается множество факторов, в том числе идеологические, политические, экономические, социальные, исторические. Запрещаемое уголовным законом деяние должно быть общественно опасным, достаточно типичным, не слишком распространенным (но и не единичным), и т. д.

В дальнейшем проект уголовно-правового запрета следует четко проработать с позиции содержания и формы. Вот эта проработка, стадия технического воплощения воли законодателя в праве, и относится к «компетенции» законодательной техники. На этом этапе создаваемый запрет обретает форму состава преступления, законодатель использует определенный вид его конструкции, типизирует его признаки, согласует их между собой, логически корректно определяет границы основного и квалифицированного состава и т. д. Эти технические приемы значительно корректируют содержание уголовно-правового запрета, но его сущность они не видоизменяют. Однако данные технические операции по переводу законодательной воли в правовое содержание традиционно упускаются из виду сторонниками узкого подхода к законодательной технике^>[75].

Сущностные же аспекты правотворчества, к которым законодательная техника, действительно, не имеет никакого отношения, присущи процессу формирования законодательной воли. В связи с этим мы полностью солидарны с Ф. Жени, который противопоставил законодательную технику «основным, субстанциальным элементам юриспруденции – элементам моральной и социологической природы»^>[76]. К сущностным аспектам правотворчества относятся, к примеру, решения о необходимости криминализации и декриминализации деяний, пенализации и депенализации. Решения на этой стадии носят абстрактный характер – это еще неоформленные идеи.

Эффективность применения правовой нормы, конечно же, зависит от законодательной техники, от того, насколько искусно отработаны содержание и форма данной нормы. Однако крайне принципиальное значение имеет, как представляется, и правильное определение сущности правовой нормы, достижение соответствия законодательной воли объективным реалиям. Уголовно-правовые предписания, не обусловленные социально, являются «мертворожденными» (видимо, прав был Герберт Спенсер, рекомендуя законодателю «прежде чем вмешиваться в социальные процессы, тщательно их изучить»